– Сносно. Но провозились вы непозволительно долго.
Что ж, это был почти успех. А на что мне было рассчитывать? Что Глеб Юрьевич завалит меня комплиментами за отлично проделанную работу? Или выпишет премию? Нет уж, не убил взглядом, и на том спасибо.
Отложив папку, босс поднял на меня глаза.
– Вы в состоянии приготовить кофе в кофемашине? – спросил он обычным ледяным тоном. – Или вам это так же трудно, как и все остальное?
Мысленно пожелав ему провалиться сквозь землю и поскорее встретиться со своими хвостатыми родственничками, вслух я заверила:
– Конечно, сделаю.
– Черный, без сахара, – буркнул он и отвернулся.
Кто бы сомневался, что этот посланник ада не употребляет сладкое. Может, именно от этого у него такой мерзкий характер?
Но размышлять было некогда. Со всех ног я бросилась к кофемашине и начала разбираться с многочисленными кнопочками. В спокойной обстановке я бы сделала это в два счета. Но сейчас все валилось из рук. Я едва не разбила чашку, уронила ложку и рассыпала кофе. Ничего, уберу потом. Главное, чтобы этот монстр остался доволен.
Через пять минут я постучалась к нему в дверь. Кажется, мне удалось приготовить идеальный кофе. Даже дымок над чашкой вился не как ему заблагорассудится, а стройными геометрическими фигурами.
– Войдите! – прогремело из‑за двери, и мои руки предательски затряслись. Ох, как бы не разлить напиток на его стол. Боюсь, что за это он смог бы съесть меня заживо.
Я сделала глубокий вдох и шагнула в кабинет. Мне даже удалось твердой походкой дойти до стола, не разлив ни грамма темной жидкости. Как в замедленной съемке я наблюдала, как белоснежную фарфоровую ручку обхватили идеальные длинные пальцы, как она поднялась ко рту, губы отворились, и Глеб Юрьевич сделал глоток.
Почему‑то я так боялась, что даже перестала дышать. В тот момент я готова была отдать все на свете за то, чтобы этот злополучный кофе ему понравился! Но босс, ощутив вкус напитка, тут же поднял на меня глаза и посмотрел так, словно хотел испепелить взглядом.
И это было последней каплей. Слезы, которые я весь день сдерживала невероятным усилием воли, вдруг хлынули сплошным потоком. И это была не одна слезинка, которую можно было бы запросто стряхнуть взмахом ресниц. Наводнение, цунами, потоп. В общем, бедствие.
Глава 4
Слезы текли ручьями, когда у меня в руках вдруг оказался пластиковый стаканчик с водой из кулера. От неожиданности я перестала плакать и огляделась по сторонам. Не иначе как какая‑нибудь добрая фея прониклась сочувствием к моему жалкому положению и пришла поддержать и посочувствовать. Но нет. Никакой доброй феи не было и в помине. Вместо нее напротив стоял все тот Глеб Юрьевич и смотрел на меня изумленно – словно не понимая, что я вообще делаю в его кабинете и почему издаю такие странные звуки.
– Носового платка у вас конечно же нет… – констатировал он.
Я стала вспоминать. Кажется, был, в сумке… Но это неточно. А вот салфетки там, может, и есть…
Я собиралась переместиться в приемную, где все это и лежало, но мне уже протягивали платок – белоснежный, идеально выглаженный, из какой‑то очень тонкой и приятной на ощупь ткани.
– Я постираю и верну, – пробормотала я. – Завтра же.
– Нет уж спасибо, не надо. Возьмите себе, – ответил мой босс.
Ну конечно… Как же он возьмет платок, если тот побывал в моих руках. Тут уж никакая стирка не спасет! Я уже хотела снова разрыдаться и даже пару раз всхлипнула, но тут меня обхватили за плечи и усадили на диван.
– Выпейте воды и успокойтесь. Не нужно плакать, – вполне человеческим голосом сказал Глеб Юрьевич. В этом голосе даже слышалась какая‑то теплота. Или мне показалось? Наверное, показалось…
Я послушно сделала несколько глотков и подняла взгляд на шефа – будут ли еще какие‑то распоряжения. Он смотрел на меня как биолог на редкое животное. В его глазах читался неподдельный исследовательский интерес, словно он уже мысленно составлял план будущей диссертации «Нестандартное поведения секретарей в условиях, приближенных к естественной среде обитания».
Мне сразу же стало неловко. Все‑таки каким бы ни был начальник, а рыдать на рабочем месте – это уже чересчур.
Но, кажется, вопреки обыкновению он не собирался радовать меня очередным «Даже плакать вы нормально не умеете! Вон тушь потекла, нос красный – совершенно неэстетично. Начните заново и теперь уж, пожалуйста, как надо».
Более того он сделал нечто, чего я ожидала меньше, чем стакана воды и пожертвованного личного носового платка.
Сел рядом и погладил меня по плечу – осторожно, одними пальцами, как будто бы я была ядовитой змеей или монстром, готовым на него наброситься. А потом задал вопрос, которого я ожидала еще меньше, чем всего‑всего того, что произошло до этого:
– Почему вы плачете? У вас что‑то случилось? Какие‑то семейные неприятности? Вы болеете? Или вас кто‑то обидел?
Я изумленно посмотрела в его глаза: он что издевается?
По‑моему, совершенно очевидно, кто тут меня обидел. Кто уже второй день достает меня придирками и критикует каждый мой шаг! Но нет. Если он и издевался, то делал это профессионально. В его глазах не было ни смешинки, одно сплошное желание разобраться и помочь.
Глядя в эти глаза, сказать: это ты, чертов монстр, довел меня за эти два дня! – было категорически невозможно. Или возможно, но не для меня, а для какого‑нибудь супермена, который с легкостью прыгает по крышам в развевающемся плаще и спасает от преступности целые города.
А я смогла лишь пробормотать:
– Извините… это я не нарочно… это что‑то нашло. Я, пожалуй, пойду… – а потом выскочить из его кабинета, схватить сумочку и броситься наутек, прочь из этого офиса.
Я замедлила шаг, только пробежав пару кварталов, как выяснилось, даже совсем не в том направлении, в котором мне было нужно. А когда смогла остановиться, почувствовала, как горит плечо, которого Глеб Юрьевич только что касался, словно он оставил там ожог.
Глава 5
На следующий день я собиралась на работу особенно тщательно. В гардеробе обнаружилось еще одно платье, которое не должно было вызвать у Глеба Юрьевича приступа цветовой аллергии.
Мрачное, невзрачное, тоскливое, как погода в середине ноября. Потом прическа. Мне пришлось изрядно покрутиться перед зеркалом, прежде чем волосы дисциплинированно улеглись ровно‑ровно.
Стоя перед зеркалом, я сначала задумалась, а после решила рискнуть: добавила в свое безупречное отсутствие макияжа, кроме блеска, еще немного туши для ресниц. Посмотрела на себя и строго приказала: сегодня не плакать, точно не плакать.
Но когда я явилась в офис, стало понятно: выполнить этот приказ будет непросто. Глеб Юрьевич ни словом не напомнил мне о вчерашнем происшествии, зато с порога заявил:
Комментариев нет