Он допивает пиво, вновь наклоняется вперед.
– Мне хотелось бы, чтобы со мной были другие люди, когда мы его поймаем. Если я поймаю его один, то убью только за то, что он выставил меня круглым дураком перед моей дочерью.
– Тогда к чему надеяться, что тебя остановят?
Пит обдумывает его слова, потом улыбается:
– Пожалуй, ты прав.
– Ты когда‑нибудь думал о миссис Трелони? – как бы между прочим спрашивает Ходжес, но он много думал об Оливии Трелони с того момента, как анонимное письмо упало на пол прихожей. И даже раньше. Несколько раз после ухода на пенсию она ему пригрезилась. Это длинное лицо – морда несчастной лошади. Такое лицо говорит: никто не понимает меня и весь мир против меня. Столько денег – и неспособность осознать собственное счастье, начиная с того, что у нее не было необходимости зарабатывать на жизнь. Прошли долгие годы с тех пор, когда миссис Ти приходилось соотносить расходы с доходами или отслеживать по автоответчику звонки кредиторов, но она по‑прежнему лишь считала проклятия да вела длинный список плохих парикмахеров и грубых сотрудников сферы обслуживания. Миссис Оливия Трелони с ее бесформенными платьями с вырезом‑«лодочкой» считала, что лодки вечно кренятся то на правый борт, то на левый. И глаза у нее всегда были на мокром месте. Никто не любил ее, включая детектива первого класса Кермита Уильяма Ходжеса. Никто не удивился, когда она покончила с собой, включая того самого детектива Ходжеса. Смерть восьми человек, не упоминая про множество покалеченных, – тяжелая ноша для совести любого.
– Чего о ней думать?
– А она правду говорила? Насчет ключа?
Пит вскидывает брови.
– Она думала, что говорит правду. Ты знаешь это не хуже моего. Убедила себя в этом до такой степени, что прошла бы проверку на детекторе лжи.
Все так, и Оливия Трелони не стала для них откровением. Бог свидетель, они видели таких же, как она. Рецидивисты признавали себя виновными, даже когда не совершали преступления или преступлений, в которых подозревались, потому что чертовски хорошо знали: в чем‑то они да виноваты. Добропорядочные граждане обычно просто не могли поверить в свою вину, и если кого‑то из них допрашивали перед тем, как предъявить обвинения, Ходжес знал, что причина допроса почти наверняка не была связана с оружием. Нет, чаще всего это был автомобиль. Я думал, что всего‑то переехал собаку, обычно говорили они независимо от того, что видели в зеркале заднего вида после жуткого двойного прыжка, и верили в это.
Всего‑то собаку.
– А я думал, – говорит Ходжес. Как бы размышляя, стараясь не подавать виду, что это наиболее важный для него момент.
– Да перестань, Билл. Ты видел то же, что и я, и всякий раз, когда надо освежить память, ты можешь заглянуть в участок и вновь просмотреть фотографии.
– Пожалуй.
Начальные аккорды «Ночи на Лысой горе» звучат из кармана спортивного пиджака Пита, купленного в «Доме мужской одежды». Он выуживает мобильник, смотрит на экран и говорит:
– Должен ответить.
Ходжес машет рукой: само собой.
– Алло? – Пит слушает, его глаза округляются, он вскакивает так быстро, что стул едва не падает. – Что?
Другие посетители ресторана отрываются от трапезы и оглядываются. Ходжес с интересом наблюдает.
– Да… Да! Уже еду. Что? Да, да, хорошо. Не жди, поезжай.
Он закрывает мобильник и садится. Буквально вибрирует от распирающей его энергии, и в этот момент Ходжес отчаянно ему завидует.
– Мне надо почаще встречаться с тобой, Билли. Ты мой счастливый талисман и всегда им был. Мы говорим об этом – и это случается.
– Что? – И думает: Это Мистер Мерседес. Далее следует нелепая и печальная мысль: Его должен был взять я.
– Это Иззи. Ей только что позвонил полковник полиции штата. Из округа Виктор. Примерно час назад егерь обнаружил какие‑то кости в старом гравийном карьере. Карьер менее чем в двух милях от летнего коттеджа Донни Дэвиса на озере, и знаешь что? На костях обрывки платья.
Он поднимает руку над столом. Ходжес звонко хлопает ладонью о ладонь Пита.
Пит возвращает мобильник в отвисший карман, достает бумажник. Ходжес качает головой, точно зная, что сейчас чувствует: облегчение. Безмерное облегчение.
– Нет, я угощаю. Ты встречаешься с Изабель там?
– Да.
– Тогда не теряй времени.
– Ладно. Спасибо за ленч.
– Один момент… слышал что‑нибудь про Дорожного Джо?
– Этим занимается полиция штата. И федералы. Чему я только рад. Насколько мне известно, пока у них ничего нет. Ждут, что он сделает это снова, и надеются, что им повезет. – Он смотрит на часы.
– Иди, иди.
Пит направляется к двери, останавливается, возвращается к столу, наклоняется и чмокает Ходжеса в лоб.
– Рад видеть тебя, милый.
– Проваливай, – говорит ему Ходжес. – Люди скажут, что мы любовники.
Пит широко улыбается, а Ходжес вспоминает, как они иногда называли себя: гончие небес.
И задается вопросом, а какой у него теперь нюх?
13
Официант возвращается, чтобы спросить, не нужно ли чего‑нибудь еще. Ходжес уже собирается ответить отрицательно, но потом заказывает новую чашку кофе. Хочет еще немного посидеть, смакуя двойную радость: это не Мистер Мерседес, а Донни Дэвис, лицемерный членосос, убивший жену, а потом через своего адвоката создавший фонд, чтобы выплатить вознаграждение за информацию, которая помогла бы ее разыскать. Потому что, дорогой Боже, он так любил ее и больше всего на свете хотел, чтобы она вернулась домой и они начали все с чистого листа.
Он также хочет подумать об Оливии Трелони и ее угнанном «мерседесе». В том, что его угнали, сомнений нет ни у кого. Но, несмотря на уверения миссис Ти в обратном, никто не верит, что она не поспособствовала краже.
Ходжес помнит расследование, о котором рассказала им только что прибывшая из Сан‑Диего Изабель Джейнс, после того как они ввели ее в курс дела по части непроизвольного – и нигде не озвученного – участия миссис Трелони в бойне у Городского центра. В истории Изабель фигурировал не автомобиль, а пистолет. Ее с напарником вызвали в дом, где девятилетний мальчик застрелил свою четырехлетнюю сестру. Они играли автоматическим пистолетом, который их отец оставил на комоде.
«Отцу обвинение не предъявили, но он не простит себе этого до конца жизни, – сказала она. – Здесь тот самый случай, подождите и увидите».
Прошел месяц, прежде чем Трелони наглоталась таблеток, а может, и меньше, и никто из детективов, расследовавших дело Мерседеса‑убийцы, и ухом не повел. Они – и он – видели в миссис Ти переполненную жалостью к себе богатую женщину, которая отказывалась признать свою роль в случившемся.
«Мерседес‑S600» украли в центре города, но миссис Трелони, вдова, муж‑миллионер которой умер вроде бы от рака, жила в Шугар‑Хайтс, пригороде, таком же богатом, как и его название, где перегороженные воротами подъездные дорожки вели к безвкусным, напоминающим замки особнякам с четырнадцатью, а то и двадцатью комнатами. Ходжес вырос в Атланте и, оказавшись в Шугар‑Хайтс, подумал о не менее богатом районе Атланты, именуемом Бакхед.
Комментариев нет