Избранная

Стайка детей бежит по узкой тропке без перил так быстро, что у меня колотится сердце, и хочется крикнуть им, чтобы притормозили, пока не убились. Перед глазами вспыхивает воспоминание об упорядоченных улицах Альтруизма: колонна людей справа проходит мимо колонны людей слева; скупые улыбки, склоненные головы и тишина. У меня сводит живот. Но в хаосе Лихости есть нечто чудесное.

— Идите за мной, — говорит Четыре, — и я покажу вам пропасть.

Он манит нас вперед. Его лицо кажется довольно заурядным по стандартам лихачей, но, когда он поворачивается спиной, из-под воротника его футболки выглядывает татуировка. Он ведет нас к правой стороне Ямы, отчетливо темной. Я щурюсь и вижу, что пол, на котором я стою, кончается железным заграждением. Мы подходим к перилам, и я слышу рев — это вода, стремительно несущаяся вода разбивается о камни.

Я выглядываю за край. Пол обрывается под острым углом, и в нескольких этажах ниже мчится река. Неукротимый поток разбивается о стену и брызжет вверх. Слева от меня вода спокойнее, зато справа — сплошь белая, пенящаяся на камнях.

— Пропасть напоминает нам о тонкой грани между отвагой и глупостью! — кричит Четыре. — Безрассудный прыжок с этого уступа оборвет вашу жизнь. Такое уже случалось и будет случаться и впредь. Я вас предупредил.

— Невероятно, — замечает Кристина, когда мы все отходим от перил.

— Вот именно, невероятно, — киваю я.

Четыре ведет группу неофитов через Яму к зияющей дыре в стене. Комната за ней освещена достаточно хорошо, чтобы видеть, куда мы идем: обеденный зал, полный людей и звенящих столовых приборов. Мы заходим, и все лихачи встают. Они аплодируют. Топают ногами. Кричат. Шум окружает и переполняет меня. Кристина улыбается, и через мгновение я присоединяюсь к ней.

Мы ищем свободные места. Мы с Кристиной находим почти пустой стол на краю комнаты, и я оказываюсь между ней и Четыре. Посередине стола стоит тарелка с незнакомой едой: круглые куски мяса между круглыми ломтями хлеба. Я зажимаю один пальцами, не зная, как к нему подступиться.

Четыре пихает меня локтем.

— Это говядина, — подсказывает он. — Вот, намажь сверху.

Он передает мне маленькую мисочку красного соуса.

— Ты никогда не ела гамбургеров? — удивляется Кристина с широко распахнутыми глазами.

— Нет, — отвечаю я. — Это так они называются?

— Сухари едят простую еду, — объясняет Четыре Кристине.

— Почему? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Затейливость считается потаканием своим прихотям и излишеством.

Она ухмыляется.

— Неудивительно, что ты ушла.

— Ага. — Я закатываю глаза. — Все дело в еде.

Уголок рта Четыре дергается.

Двери в столовую открываются, и все умолкают. Я оборачиваюсь. Входит молодой мужчина, и в тишине слышны его шаги. Его лицо сплошь покрыто пирсингом, а волосы длинные, темные и сальные. Но зловеще он выглядит не поэтому. Его ледяной взгляд скользит по комнате.

— Кто это? — шепчет Кристина.

— Его зовут Эрик, — отвечает Четыре. — Он лидер Лихости.

— Серьезно? Но он так молод.

Четыре мрачно смотрит на нее.

— Возраст здесь не главное.

Я вижу, что она собирается спросить о том же, что волнует и меня: «Тогда что главное?» Но Эрик заканчивает осмотр комнаты и идет к столу. Он идет к нашему столу и плюхается на стул рядом с Четыре. Он не здоровается, так что мы тоже не здороваемся.

— Ну что, представишь меня? — Он кивает на нас с Кристиной.

Четыре произносит:

— Это Трис и Кристина.

— Ого, Сухарь, — ухмыляется Эрик. Улыбка растягивает проколы от пирсинга в его губах, и я морщусь. — Посмотрим, долго ли ты протянешь.

Я должна что-то сказать, например, заверить его, что протяну очень долго… но слова не идут на ум. Не понимаю почему, но мне не хочется, чтобы Эрик смотрел на меня. Ни сейчас, ни в будущем.

Он барабанит пальцами по столу. Костяшки его пальцев сбиты, как будто он слишком сильно ударил их обо что-то.

— Чем ты занимался в последнее время, Четыре? — спрашивает он.

Четыре пожимает плечами.

— Да так, ничем.

Они друзья? Мой взгляд мечется между Эриком и Четыре. Все, что делает Эрик — сидит с нами, расспрашивает Четыре, — говорит о том, что они друзья, но поза Четыре, напряженная, словно натянутая струна, заставляет предположить, что они нечто иное. Соперники, быть может, но разве это возможно, если Эрик — лидер, а Четыре — нет?

— Макс говорит, что пытается встретиться с тобой, а ты не показываешься, — произносит Эрик. — Он просил разузнать, что с тобой происходит.

Четыре несколько секунд смотрит на Эрика, прежде чем ответить.

— Скажи ему, что я вполне доволен своим местом.

— То есть он хочет предложить тебе работу.

Кольца в брови Эрика сверкают на свету. Возможно, Эрик воспринимает Четыре как потенциальную угрозу его положению. Отец говорит, что те, кто стремится к власти и добивается ее, живут в вечном страхе ее потерять. Вот почему мы должны вручать власть тем, кто к ней не стремится.

— Похоже на то, — говорит Четыре.

— И тебе это не интересно.

— Мне два года это не интересно.

— Что ж, — произносит Эрик. — Тогда давай надеяться, что до него дойдет.

Он хлопает Четыре по плечу, чуть сильнее, чем нужно, и встает. Когда он уходит, я сразу оседаю на стуле. Я не осознавала, что так напряжена.

— Вы двое… друзья? — Я не в силах сдержать любопытство.

— Мы были в одном классе неофитов, — отвечает он. — Он перешел из Эрудиции.

Все мысли об осторожности вылетают из головы.

— Ты тоже был переходником?

— Я думал, нелегко придется только с правдолюбами, которые задают слишком много вопросов, — холодно парирует он. — Теперь и Сухари подключились?

— Наверное, это потому, что ты такой мягкий, — равнодушно предполагаю я. — Ну знаешь, как кровать, утыканная гвоздями.

Он смотрит на меня, и я не отвожу взгляд. Он не пес, но с ним работают те же правила. Отвернуться — значит подчиниться. Смотреть в глаза — значит бросить вызов. Это мой выбор.

Мои щеки вспыхивают. Что случится, когда напряжение разрядится?

Но он произносит только:

— Осторожно, Трис.

У меня екает в животе, как будто я проглотила камень. Взрослый лихач за соседним столом окликает Четыре, и я поворачиваюсь к Кристине. Она поднимает обе брови.

— Что? — спрашиваю я.

— Я разрабатываю теорию.

— И в чем она заключается?

Она берет свой гамбургер, усмехается и отвечает:

— В том, что у тебя подсознательная тяга к смерти.

После ужина Четыре исчезает, не проронив ни слова. Эрик ведет нас по бесконечным коридорам, не объясняя, куда мы идем. Я не знаю, почему лидер Лихости в ответе за группу неофитов, но, возможно, это только на сегодняшний вечер.

В конце каждого коридора горит голубоватая лампа, но в промежутке темно, и мне приходится идти осторожно, чтобы не споткнуться на неровной земле. Кристина молча шагает рядом. Нам не говорили соблюдать тишину, но все равно никто не разговаривает.