По дороге в северный Березов умерла княгиня. Избу для житья Меншиков должен был срубить себе сам. Осенью 1729 года он и его дочь, несостоявшаяся царица, умерли. Двум остальным детям в конце концов позволили вернуться, но отдали лишь крохи отцовского богатства.
Сказка о пирожнике, который благодаря своей ловкости и удали завладел царством‑государством, закончилась грустно. С чего начал, тем и кончил, говорил Александр Данилович в конце жизни.
А в Санкт‑Петербурге тем временем настали совсем уж диковинные времена. Великой империей и жизнью ее пятнадцатимиллионного населения распоряжался трудный подросток, вырвавшийся из‑под опеки взрослых.
Нет смысла подробно описывать личность Петра Второго, поскольку его правление было очень коротким. Единственной чертой характера, которую успел проявить «державный отрок», было своеволие. Вероятно, доживи царь до зрелого возраста, он стал бы деспотом почище деда, но по юности лет император проливал кровь только на охоте. Зверей он истреблял с каким‑то неистовым азартом. Подсчитано, что за одну осень он подстрелил четыре тысячи зайцев, не считая прочей живности. «Охота господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно)», – доносит своему правительству английский посланник, имея в виду разврат, к которому подросток приобщился под влиянием своего приятеля Ивана Долгорукого.
Меншиков в Берёзове. В. Суриков
Уроками – латынью, историей, географией, математикой, механикой – хозяин империи занимался не более часа в неделю («в понедельник пополудни, от 2 до 3‑го часа»), чем сильно отличался от другого Петра, Великого, который тянулся к наукам с детства.
Делами государственными Петр II не интересовался вовсе – и это, вероятно, к лучшему. В Верховном Тайном Совете он не появлялся, а в конце 1727 года вообще переместился в Москву, где остался надолго, потому что охотиться в тамошних пригородных лесах было вольготнее, чем в ингерманландских болотах.
Фактическое управление страной без каких‑то специальных назначений, без шума, перешло к Андрею Ивановичу Остерману, который решал неотложные проблемы по мере необходимости. Иностранные послы сообщали, что «всё в России в страшном беспорядке».
Царского фаворита Ивана Долгорукого, произведенного в обер‑камергеры, испанский посол герцог де Лириа, автор замечательно интересных записок, характеризует следующим образом: «Ум у него был весьма ограниченный, ни малейшей не было проницательности, много спеси и гордости, мало решительности и никакого расположения к труду».
Но у никчемного князя Ивана были более честолюбивые родственники, плотно взявшие царя под свою опеку. Клан Долгоруких стал прибирать к рукам ключевые должности. Отец фаворита Алексей Григорьевич со своими двоюродным братом Василием Лукичом и троюродным Михаилом Владимировичем сделались членами Верховного Тайного Совета; Василия Владимировича Долгорукого произвели в фельдмаршалы и тоже ввели в состав высшего органа власти; Сергея Григорьевича срочно отозвали с должности посланника в Париже, проча в обер‑шталмейстеры.
Но Долгоруким и этого было мало. Они решили пойти по меншиковской дорожке – породниться с государем. Насильно поженить своенравного подростка теперь не удалось бы, но Алексей Григорьевич стал подсовывать ему своих трех дочерей, и одна, семнадцатилетняя Екатерина, Петру понравилась. Он сделал другу Ивану приятное – пообещал взять в жены его сестру. Долгорукие моментально устроили обручение, и Екатерина стала называться «принцессой‑невестой». Свадьбу назначили с неприличной для царского дома поспешностью – через полтора месяца, на январь 1730 года.
Но на празднике Водосвятия мальчик жестоко простудился, а затем еще и подхватил оспу. В ночь на 19 января Петр Второй, суливший стать ужасным государем, скончался на пятнадцатом году жизни. Последние его слова были: «Запрягайте сани, хочу ехать к сестре» (его любимая сестра Наталья умерла год назад, тоже четырнадцатилетней).
Автор довольно правдивых записок Кристоф фон Манштейн пишет: «Лишь только Петр II закрыл глаза, как князь Иван [Долгорукий] вышел из комнаты и, со шпагой наголо, закричал: “Да здравствует императрица Катерина!” Но так как на этот возглас никто не отвечал, то он увидел тщетность своего плана, вложил шпагу в ножны и отправился домой».
Никто, конечно, не собирался делать княжну Долгорукую императрицей.
Попытка изменения основ государственного строя
Именно так, применяя современную юридическую терминологию, следовало бы квалифицировать последующие события. Этот небольшой эпизод заслуживает обстоятельного рассказа, ибо речь шла не об обычной борьбе за власть между враждующими группировками, а о покушении на принцип самодержавия и, стало быть, на самое фундамент русской государственности, сложившейся в XV веке. Если бы замысел осуществился, его исторические последствия были бы много значительнее всех реформ Петра Великого.
Со смертью юного императора мужская линия династии Романовых окончательно пресеклась. Очевидного наследника не было – только дочь Петра I, двадцатилетняя Елизавета, да три дочери давно умершего царя Ивана. Никто из этих женщин не имел своей партии. У первых сановников державы, за последние годы привыкших к бесконтрольности, не могло не возникнуть соблазна распорядиться властью по‑своему.
Нелепая выходка обер‑камергера Долгорукого, попробовавшего объявить свою сестру, царскую невесту, императрицей, произошла не на пустом месте.
Когда стало ясно, что Петр II не жилец, самые глупые из Долгоруких – Иван и его отец Алексей Григорьевич – стали убеждать родственников подсунуть умирающему завещание в пользу «принцессы‑невесты». Единственный умный из семейства, фельдмаршал Василий Владимирович, участвовать в авантюре отказался, но остальных это не остановило. Они не только составили духовную, но, поняв, что Петр уже не придет в сознание, подделали его росчерк. (Все эти подробности впоследствии будут скрупулезно восстановлены при весьма драматических обстоятельствах).
В ночь, когда умер император, неподалеку от его смертного одра, в одном из кремлевских покоев, собрались большие люди, считавшие себя вправе решать судьбу престола. Их было семь с половиной: братья Голицыны (Дмитрий Михайлович и фельдмаршал Михаил Михайлович), четверо Долгоруких (Алексей Григорьевич, Василий Лукич, фельдмаршал Василий Владимирович и сибирский губернатор Михаил Владимирович), канцлер Головкин, а «половиной» следовало считать вице‑канцлера Остермана, который уклонился от опасного заседания, сославшись на свое иноземство, однако находился поблизости – ждал, когда споры закончатся и можно будет присоединиться к победившему лагерю. Таким образом, судьбу династии решали представители той самой старинной знати, с могуществом которой, казалось, навсегда покончил Петр Великий: два Гедиминовича, четыре Рюриковича и Гаврила Головкин, сын боярина.
Дмитрий Михайлович Голицын. Неизвестный художник. XVIII в.
Неотложный вопрос о престолонаследии определился довольно быстро. Собрание вел Дмитрий Голицын, самый авторитетный из членов Совета. От предложения Алексея Долгорукого провозгласить государыней «овдовевшую невесту» он отмахнулся как от совершенно невозможного, фальшивое завещание не стал и смотреть, так что всерьез эту идею больше не рассматривали. Так же решительно Дмитрий Михайлович повел дело и дальше. Он обладал незаурядным даром убеждения.
«Тестамент» Екатерины I, по которому следующей после Петра II по династической иерархии считалась его тетка Анна Петровна с потомством, князь предложил игнорировать, поскольку императрица была безродной иноземкой и получила корону не по праву.
Комментариев нет