– Идеальная штука для того, чтобы сбивать гражданские самолеты над городами, – заметил Ричер. – Во время взлета или приземления. Когда они достаточно низко.
– Он слишком большой, – возразила Нигли. – Длина одних только ракет составляет десять футов. А грузовик просто гигантский. Плюс гусеницы и камуфляжная краска. На парковке в аэропорту его обязательно заметят. Кроме того, они используют радар обнаружения передового района, и инфракрасные сенсоры там невероятно сложные. Их недавно усовершенствовали. Так что возникает та же проблема. Чтобы им управлять, нужны специалисты. Со всем уважением, но тренировочный лагерь в Йемене совсем не то же самое, что «Форд аэроспейс». Кстати, такая же проблема с ценой. Двенадцать ракет на одну машину. Максимальная скорость менее сорока миль в час. Потребуется конвой, который будет двигаться целый день, чтобы оправдать сто миллионов долларов. Как парад на Красной площади. И еще, Уайли отсутствует четыре месяца, и он не мог вернуться сейчас, чтобы провернуть сделку. Его сразу арестовали бы.
– И все же приглядывай за ним, – сказал Ричер. – Мне не нравятся четыре месяца. Кому‑то следует надрать задницу. Да и вообще, что, черт подери, происходит?
* * *
В Гамбурге спускалась ночь, и иранец вышел на улицу. Вечерняя прогулка с газетой, засунутой под мышку. Тут и там в лавках и офисах, ювелирных и продуктовых магазинах, химчистках и страховых компаниях зажигались огни. Яркий, чистый, холодный, белый свет. Но не резкий, а мягкая разновидность неона. Более европейский. Окна булочных и кондитерских оставались темными, рабочий день там уже закончился. Янтарные приглушенные огни отмечали рестораны и бары, манили войти внутрь, обещая посетителям дружелюбный полумрак, царящий в стенах, обшитых дубовыми панелями. По проезжей части мчался поток машин, и все детали залитого сиянием вечера отражались на их гладко отполированных боках, а включенные фары, неестественно голубые, беспокойно метались, ощупывая дорогу впереди.
Иранец дошел до крошечного сквера, сел на скамейку и, откинувшись на спинку, положил руки на ручки. Мимо проносились машины, пешеходов не было. Он сидел и смотрел прямо перед собой.
Он ждал.
Потом неспешно встал, положил газету в урну, как сознательный гражданин, покинул сквер и медленно зашагал назад той же дорогой, которой пришел.
Через тридцать секунд из тени появился глава отдела ЦРУ, который перешел на другую сторону улицы. Не теряя времени, он сразу направился к урне, достал газету, засунул ее под мышку и зашагал прочь.
Через полчаса он уже звонил из американского консульства в Маклин, что в штате Вирджиния.
Глава
10
На его звонок ответил Вандербильт, который позвал к телефону Уайта. Тот стал слушать, и его глаза исполнили весь свой репертуар – сначала надолго прищурились, потом коротко остановились в одной точке, снова прищурились, взглянули налево, затем направо. Уайт молчал и делал записи на листке бумаги. «Две отдельные темы, – подумал Ричер. – Два заголовка. Два столбика, написанные аккуратным почерком».
Наконец Уайт повесил трубку и сказал:
– Две новости. Иранец попросил о встрече. Полчаса назад он оставил сообщение, спрятанное в газете. Кое‑что из его сведений можно назвать гипотетическими. Это, скорее, культурологический анализ. Почти эссе. Он говорит, что саудовец, знакомый с курьером, очень возбужден. Как будто должно произойти что‑то очень важное. Более значительное, чем он мог себе представить. И, вне всякого сомнения, это связано с сотней миллионов долларов. Словно они добрались до какого‑то места, куда даже не надеялись попасть. Иранец подчеркнул, что он не знает никаких определенных подробностей, но и у саудовца их тоже нет. Тут дело в вере. У всех такое ощущение, будто началась новая игра. Он говорит, что саудовец постоянно улыбается, словно перед ним раскинулась Святая земля.
– А вторая новость? – спросил Ричер.
– Наше консульство получило стандартный отчет от каких‑то низших чинов гамбургской полиции касательно американца, который встречался в баре с арабом. Странное дело. Если не считать того, что время и день как раз те, которые нас интересуют. Так что, вполне возможно, есть свидетель первого разговора нашего американца с курьером.
* * *
Уайт снова позвонил в консульство и получил местные номера телефонов, включая два номера человека, отправившего отчет, который, судя по всему, был крупным толстым типом по имени Гризман и возглавлял отдел расследований. В консульстве его хорошо знали. Рабочий день в Гамбурге давно закончился, но он все еще сидел за письменным столом в своем офисе и сразу снял трубку. Уайт включил громкую связь и спросил про полицейский отчет. Ричер услышал, как Гризман принялся перебирать бумаги – видимо, не смог сразу вспомнить, о чем речь, – потом нашел нужную. Странная встреча. Араб в баре.
И он отправил отчет в американское консульство.
В надежде получить бонусные очки.
– Чем я могу вам помочь? – очень вежливо по‑английски спросил шеф отдела расследований. Совсем как консьерж в отеле.
– Нам нужно имя и адрес свидетеля, – ответил Уайт. – А также название и адрес бара. Подробная информация по тому и другому. Если возможно, установить наблюдение за обоими.
– Я не знаю…
– Я могу сделать так, что вам сейчас позвонит ваш канцлер. Глава государства. Может, тогда вы будете знать.
– Нет, я хотел сказать, что я не знаю подробностей. Я – шеф отдела расследований. Отчеты проходят через мой офис, но не более того. И вообще, тут сказано, что свидетель не в своем уме.
– Он в состоянии определить время?
– Хорошо. Я выясню для вас все детали. Разумеется. К концу завтрашнего дня.
– Вы издеваетесь? У вас есть час. И никому не говорите, что вы делаете и почему. Считайте, что это совершенно секретное дело. И не занимайте линию, чтобы я мог вам позвонить.
* * *
В Гамбурге Гризман сделал глубокий вдох, выглянул в окно, за которым царил вечерний сумрак, и тут же занялся делом. Впрочем, ничего сложного тут не было – несколько телефонных звонков, один номер привел к другому, точно проводящий путь нервной системы. Организация в действии, нечто, чем стоит гордиться. Подтверждение теории. Все четко и ясно. Он мог легко добраться до простого полицейского, ответившего на звонок свидетеля, если б захотел. А он захотел. И задать ему совсем простые вопросы – к счастью. Имена и адреса, человека и места.
* * *
В Вирджинии Лэндри, помощник Уотермена, сказал:
– Мне не нравится, как звучат слова: «Более значительное, чем он мог себе представить». Кроме того, это не похоже на то, что кто‑то собирается остановить часы. Тут явно все гораздо хуже.
– Мы услышали это из третьих рук, – заметил Ричер. – И не знаем, каким тоном все было сказано.
Комментариев нет