Дорога

– И неужели никто из окружающих не догадывается, как Люба с Родиславом на самом деле живут?

– Не‑а, – Ворон мотнул черной головой. – Ни одна живая душа, кроме Лизы и Олега. Эти‑то понимают, что если их возлюбленные могут по ночам так свободно приезжать, то не все спокойно в Датском королевстве. А больше никто.

– Ладно, с Лизой мне все более или менее понятно. А с Олегом что? Он тоже на развод надеется?

– Нет, куда там! Зачем ему жена с двумя детьми? Он живет себе припеваючи в отдельной квартире, без родителей, наслаждается свободой, на фиг ему вообще какая‑то жена нужна?

– Так что же он, Любу не любит, что ли? Слушай, ты так рассказываешь – ни черта не разберешь! – рассердился Камень.

Ворон перелетел с ветки на ветку, чтобы оказаться поближе к Камню, но при этом не пачкать лапки в размокшей от дождей земле.

– Вот как ты есть философ, а не романтик, так ничего в людях и не понимаешь. По‑твоему, если секс – значит, любовь, а если любовь – так непременно чтобы жениться. Это только в твоей философии все так ладно да гладко получается, а жизнь – она сложнее и многообразнее, – важно заявил он. – У людей секс вообще не всегда связан с любовью, это разные вещи, а любовь не всегда связана с браком, это тоже разное. Олег мою Любу хочет как самец, понимаешь? Он горит весь, пылает, умирает – до того она ему нравится. Спать с ней он хочет, что есть, то есть, а связывать себя брачными узами он вовсе и не торопится. Он еще не нагулялся. В общем, для тебя это сложно, ты не вникай, ты слушай, чего я тебе рассказываю.

– Нет, погоди, – остановил его Камень. – Как это – не вникай? А Люба? Она Олега этого любит или нет?

– Да ну нет же! – Ворон начал раздражаться. – Она любит не Олега, а то ощущение себя женщиной, которое он ей дарит. С Родиславом у нее такого ощущения не было, они просто с детства дружили себе, дружили, дружили, потом случайно переспали, вроде все получилось неплохо, так чего ж не пожениться? Вот и поженились. Они в том возрасте про настоящий секс вообще ничего не знали, думали: так, как у них, все и должно быть. Потом, с годами, Родислав кое‑чего понял, пока с секретаршами развлекался, а Люба‑то вообще ничего не понимала, пока Олега не встретила. Между прочим, если хочешь знать, Олег не очень хороший любовник.

– А ты откуда знаешь? Ты же не подсматриваешь. – Камень прищурился и недоверчиво глянул на друга. – И слышать ты ничего не мог, Люба о таких вещах никому рассказывать не стала бы.

– Я и не подсматриваю. – Ворон смущенно потупился. – Но уши‑то у меня есть. И заткнуть мне их нечем, пальцев нет. Я отворачиваюсь, чтобы ничего не видеть, и жду, когда они наиграются и разговаривать начнут. Вот и слышу.

– И что же ты слышишь?

– А то и слышу, что Олег за пять минут сгорает, как фитилек. Родислав‑то горит долго, со вкусом, а этот – фьюить! И готово. Никакого сравнения он с Родиславом не выдерживает. Да Любе от него этого и не надо, ей надо, чтобы смотрел, как Олег, чтобы дрожал весь, чтобы хотел. А это он ей предоставляет в изобилии. Он душу ей тешит, а не тело, понял, наконец?

– Вот теперь понял. Можешь же объяснять, когда хочешь. А кстати, ты что‑то про Аэллу забыл, а про Андрея Бегорского я вообще уж и не припомню, когда ты рассказывал.

– А я знал, что ты спросишь, знал, знал! – Ворон запрыгал на ветке, отчего на Камня посыпались мелкие холодные капли. – Я специально ничего не говорил, потому что Ветра пока нет, хотел при нем рассказать. Но если ты настаиваешь…

– Я настаиваю, – строго велел Камень. – Я требую полноты информации. Ветер наш пока еще прилетит! У него Кубок мира по биатлону, а это долгая песня, там же несколько этапов. И вообще, кроме биатлона, есть еще масса всяких видов спорта, где Ветру можно разгуляться, так что он неизвестно когда появится.

– Ну, тогда слушай. – Ворон принял вид таинственный и заговорщический. – Аэлла, оказывается, периодически звонит Андрею и приглашает в гости. Представляешь?

– Ну и что? – удивился Камень. – Они друг друга с детства знают. Что в этом такого?

– Ой, лопух ты замшелый, ой, валун ты неотесанный, – запричитал Ворон. – Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? Аэлла звонит Андрею и приглашает в гости.

– Да все я слышу. Я только не понимаю, что тут особенного.

– Ты что же думаешь, она его чай пить приглашает?

– А что, коньяк?

– Вот дурень, ну дурень же ты, Каменюка, каких свет не видел! Она его в койку приглашает! Понял?

– Не может быть!

Камень вытаращил глаза и уставился на Ворона.

– Ты меня разыгрываешь?

– Да больно надо! Вот как бог свят, век воли не видать. Значит, слушай сюда: как только у Аэллы заканчивается очередной роман, она немедленно звонит Андрею и говорит, что у нее плохое настроение и ей хочется развеяться. Андрей приезжает и развеивает ее. И все. Никаких встреч, никаких романтических отношений, он ей цветов не дарит и подарки не делает. И слов, соответственно, ласковых не говорит.

– Ничего не понимаю, – Камень наморщил лоб. – Это у людей как называется? Любовь? Секс? Похоть? Я и слова‑то подобрать не могу к тому, что ты рассказал.

– Это называется «общение в форме секса».

– Не слыхал про такое. Ни в одной книжке про это не написано.

– Еще бы! Это я сам придумал в ходе многолетних наблюдений за человеческими особями. У них есть общение в форме разговора, в вербальном, так сказать, виде, есть общение в форме совместных занятий, например пение в хоре, туризм, рыбалка, охота, а есть общение в форме секса, когда люди занимаются сексом не потому, что у них гормон играет и им надо физиологическую нужду справить, а потому, что они так общаются. Аэлле, например, нужно после каждого разрыва с любовником почувствовать, что она еще ого‑го, что есть еще мужики, которые ее хотят и прибегают к ней по первому зову, по первому свистку. Для этого у нее есть Андрей Бегорский, который никогда не отказывается, с удовольствием приезжает и демонстрирует ей, что она ого‑го и ее хотят.

– А ему‑то это зачем надо? Он ее действительно хочет или он тоже общается?

– Ну, он ее с юности хочет, это ни для кого не секрет, в том числе и для самой Аэллы Константиновны. Но тогда, в юные годы, он понимал, что Аэлла для него недосягаема, и терпеливо ждал. Помнишь, он как‑то сказал: сама прибежит, никуда не денется. И действительно, сама прибежала. Внешне, конечно, это выглядит так, что он к ней прибегает, а не она к нему, но поскольку она его зовет, то фактически получается, что Андрей был прав. Прибежала, никуда не делась. У Андрея бурная личная жизнь, женщины за ним табунами бегают, о женитьбе он и не думает пока, вернее, думает, но все никак не найдет такую, на которой захотел бы жениться. А если б нашел, так хоть завтра в загс, он за свою свободу не держится. И детей он хочет. Так вот, когда Аэлла его зовет, он с удовольствием приезжает, немедленно укладывает ее в постель, а потом они мирно попивают винцо и беседуют о жизни. Ой, ты бы слышал, как Андрей с ней разговаривает! Если бы он в юности посмел так с ней разговаривать, она бы его на километр к себе не подпустила. Подшучивает над ней, чуть ли не издевается, а она все терпит.