Энтони БёрджессМ.Ф
Donna valente, la mia vita
per voi, piŭ gente,
é ismarita.[1]
В своем «Лингвистическом атласе Соединенных Штатов и Канады» Ханс Курат не признает изоглосс,[2] совпадающих с политической границей вдоль 49-й северной широты.
C'est embкtant, dit Dieu. Quand il n'y aura plus ces Français,
Il y a des choses que je fais, il n'y aura plus personne pour les comprendre.
Входят принц, Леонато, Клаудио и Джек Уилсоп.
Глава 1
– Господи помилуй, совсем голый?
Все это было давным-давно. Я в то время еще не достиг совершеннолетия и теперь накладываю на того неоперившегося юнца в спальне «Алгоикина» позы и речи, которые называю взрослыми. Не думаю, например, чтобы я в самом деле ответил:
– Скажем, функционально голый. Все оперативные зоны наружу.
– И при белом свете?
– При лунном. При девственном свете массачусетской луны.
Между нами лежала неутолимая печаль Лёве. Поверьте, что я сказал следующее. Всему поверьте.
– Идея была ее главным образом. Она сказала, можно считать это формой протеста. Сама, давно выйдя из студенческого возраста, не совсем вправе протестовать. Значит, это был, используя британское выражение,
– Вы признаете это бесстыдством?
– Скелетообразные индейские дети едят собачьи экскременты, когда посчастливится отыскать.
– Я спрашиваю, вы приз…
– Не было вообще никакого бесстыдства. Все произошло возле Мемориальной библиотеки Ф. Джаинату. Помощница библиотекаря мисс Ф. Карика только что заперла ее на ночь. Я отчетливо видел браслет-змейку, когда она ключ поворачивала.
Отчасти мысли мои были заняты сочиненьем шарады про Лёве.[5] Вот к чему я пришел:
Тевтонский гордый горлопан,
В зубах его зажат баран.
Лёве, юрист, опечаленно сидел в кресле, а я, нераскаянный, валялся на кровати. Голый, но не совсем. Он носил сдержанно радужный костюм из сингалина для свирепствовавшей снаружи нью-йоркской жары, жестокой, как зима. Из львиного в его внешности были лишь волосатые лапы, но это, в конце концов, родовое свойство животных. Однако фамилия вынуждала меня признать волосатость нечеловеческой и чувствовать при виде нее необъяснимый предостерегающий спазм внизу живота. С подобными спазмами – правда, в печени – я познакомился, когда профессор Кетеки излагал проблему той записи в дневнике Феивика от 2 мая 1596 года. Докурив сигарету, я ткнул ее в другие окурки. Лёве принюхался к дыму, как зверь. Спазм.