— Покорно вас благодарю, виконтесса, — отвечал Каноль, раздирая грудь ногтями: он слышал во время остановок разговора прерывистое дыхание Нанон.
— Вот что предлагаю я вам… Разумеется, от имени принцессы… Если б я предлагала от своего, — прибавила Клер с очаровательной улыбкой, — то порядок моих предложений был бы совсем другой.
— Я слушаю, — сказал Каноль глухим голосом.
— Сдайте остров Сен-Жорж на одном из трех следующих условий. Вот первое — помните, что я говорю не от себя, — двести тысяч ливров…
— Довольно! Довольно! — вскричал Каноль, стараясь прервать разговор. — Королева поручила мне крепость, эта крепость — остров Сен-Жорж, я буду защищать его до последней капли крови.
— Вспомните прошедшее, барон, — печально сказала Клер. — Во время последнего нашего свидания вы говорили совсем другое, вы собирались бросить все и ехать со мной… вы взяли уже перо и готовились просить отставку у тех, за кого теперь хотите пожертвовать жизнью.
— Я мог предложить вам все это, когда был совершенно свободен, но теперь…
— Вы более не свободны? — вскричала Клер, побледнев. — Что это значит? Что хотите вы сказать?
— Хочу сказать, что связан честью.
— В таком случае выслушайте второе условие.
— К чему? — сказал Каноль. — Разве я не повторял вам несколько раз, что я тверд в своем решении? Не искушайте меня, это бесполезно.
— Извините, барон, но мне дано поручение, и я обязана исполнить его до конца.
— Извольте, — прошептал Каноль, — но, признаться, вы чрезвычайно жестоки.
— Подайте в отставку, и мы будем воздействовать на вашего преемника более настойчиво, чем на вас. Через год, через два года вы снова поступите на службу, на этот раз к принцу, с чином бригадного генерала.
Каноль печально покачал головой.
— Увы, сударыня! Зачем вы требуете от меня только невозможного?
— И это мне вы так отвечаете! — сказала Клер. — Я вас не понимаю. Ведь вы уже хотели подписать просьбу об отставке. Не сами ли вы говорили той, которая была тогда с вами и слушала вас с наслаждением, что выходите в отставку по доброй воле? Почему же теперь, когда я вас прошу, когда я вас умоляю, вам не сделать то, что вы сами предлагали мне в Жольне?
Все эти слова, как кинжалы, поражали сердце бедной Нанон. Каноль чувствовал ее страдания.
— То, что в то время было бы очень обыкновенным делом, теперь превратилось бы в измену, самую гнусную измену! — сказал Каноль мрачным голосом. — Никогда не сдам крепости! Ни за что не подам в отставку!
— Погодите, погодите! — сказала Клер самым ласковым голосом, но беспокойно осматриваясь, потому что сопротивление Каноля и особенно принужденность его поведения казались ей очень странными. — Выслушайте теперь последнее предложение, с которого я хотела начать, зная заранее, что вы откажетесь от двух первых: материальные выгоды — я очень счастлива, что угадала это, — не могут соблазнять такого человека, как вы. Вам нужны другие надежды, а не деньги и почести. Благородному сердцу нужны благородные награды. Теперь слушайте же…
— Во имя Неба, сударыня, сжальтесь надо мной!
И он хотел уйти.
Клер думала, что он побежден, и в уверенности, что новое предложение довершит ее победу, остановила его и продолжала:
— Если бы вместо того, чтобы пытаться гнусно подкупить вас, вам пообещали бы награду чистую и благородную? Сейчас за просьбу об отставке вас никто не может порицать, так как военные действия еще не начались, сейчас эта отставка не бегство, не измена. Вы просто выбираете, к кому примкнуть. Так если бы вам предложили честный союз? Если бы женщина, которую вы уверяли в любви и клялись любить ее вечно, хотя она никогда открыто не отвечала на вашу страсть, несмотря на все эти клятвы, — если б она сказала вам: господин де Каноль, я свободна, богата, люблю вас… будьте моим мужем… Уедем вместе… Поедем куда вам угодно… дальше от раздоров, от Франции… Скажите, неужели вы не согласились бы?
Однако Каноль остался тверд. Он не поколебался в своем решении, несмотря на прелестную стыдливость Клер, на ее смущение, на воспоминание о маленьком замке де Канбов, который он мог бы видеть из окна, если б во время разговора ночь не спустилась на землю. Он видел во мраке бледное лицо Нанон, со страхом выглядывавшее из-за старинных занавесок.
— Но отвечайте же, ради Бога! — продолжала виконтесса. — Я не понимаю вашего молчания. Неужели я ошиблась? Неужели вы не барон де Каноль? Неужели вы не тот человек, который в Шантийи клялся мне, что любит меня? Не вы ли повторяли мне то же в Жольне? Не вы ли клялись, что любите меня одну в целом свете и готовы пожертвовать для меня всякой другой любовью. Говорите!.. Ради Бога! Говорите! Ответьте хоть что-нибудь!
Раздавшийся в это время стон, довольно громкий и явственный, помог виконтессе убедиться, что при переговорах присутствует еще кто-то. Ее испуганные глаза глянули в ту же сторону, что и Каноль. Как ни быстро он отвернулся, виконтесса успела увидеть бледное и неподвижное лицо, что-то похожее на привидение, подслушивающее разговор.
Обе женщины в темноте взглянули одна на другую огненными взглядами, и обе вскрикнули.
Нанон скрылась.
Виконтесса схватила шляпу и плащ и, быстро повернувшись к Канолю, сказала:
— Теперь понимаю, сударь, что вы называете долгом и благодарностью, понимаю, какую должность вы не хотите оставить или не хотите ей изменить. Понимаю, что есть привязанности, неразрушимые никакими соблазнами, и оставляю вас при этой привязанности, этой силе, этой благодарности. Прощайте, барон, прощайте!
Она хотела выйти, и Каноль не думал останавливать ее. Клер задержало лишь грустное воспоминание.
— Еще раз, — сказала она, — прошу вас во имя дружбы, которой я вам обязана за ваши услуги, именем дружбы, которой вы обязаны за услуги, которые я вам тоже оказала, именем всех, кого вы любите и кто вас любит, я никого не исключаю, именем их прошу вас: не вступайте в бой. Завтра, может быть, послезавтра на Сен-Жорж нападут. Не приносите мне нового горя: избавьте меня от известия, что вы побеждены или убиты.
При этих словах молодой человек вздрогнул и очнулся.
— Виконтесса, на коленях благодарю вас за вашу дружбу, которая для меня так драгоценна, как вы не можете и вообразить. О, Боже мой, пусть атакуют! Я жду врагов с таким жаром, с каким они никогда не пойдут на меня. Мне нужно сражение, нужна опасность, чтобы возвыситься в собственных глазах. Пусть приходят враги, пусть приходит опасность, пусть приходит хоть смерть! Я буду рад смерти, потому что умираю богатый вашей дружбой, сильный вашим состраданием и отличенный вашим уважением.
— Прощайте, сударь! — сказала Клер, направляясь к двери.
Комментариев нет