Женская война



Каноль, отстраняясь, так легко коснулся губами ее шеи, что она даже не почувствовала его поцелуя; несчастная удалилась, не поцеловав его в последний раз. Однако у самых ворот она обернулась, но между нею и арестантом теснилась толпа.

— Друг мой, — сказала она, — где ты? Я уж не могу видеть тебя. Скажи одно слово… еще одно… чтобы я могла унести с собой звуки твоего голоса.

— Ступайте, Клер! — сказал он. — Я жду вас.

— Ступайте, ступайте, виконтесса, — сказал один сострадательный офицер, — чем скорее уйдете, тем скорее вернетесь.

Голос Клер послышался еще в отдалении:

— Господин Ленэ! Добрый мой Ленэ! Я вверяюсь вам, вы отвечаете мне за него.

И ворота затворились за нею.

— Наконец, и то не без труда, — сказал герцог-философ. — Насилу-то мы от нее освободились!

 III

Едва виконтесса ушла, едва голос ее исчез в отдалении и ворота затворились за нею, офицеры тесно окружили Каноля и показались неизвестно откуда две зловещие фигуры. Они подошли к герцогу и униженно ждали его приказаний.

Герцог, не говоря ни слова, указал им на пленника.

Потом он подошел к нему и сказал, кланяясь с обыкновенной своей ледяной вежливостью:

— Сударь, вы, конечно, поняли, что по причине бегства вашего товарища вам выпадает несчастная участь, которая ему готовилась.

— Да, догадываюсь, сударь, — отвечал Каноль, — но в то же время я уверен, что ее высочество принцесса Конде простила меня лично. Я видел, да и вы только что могли видеть в руках виконтессы де Канб приказ о моем освобождении.

— Все это правда, сударь, — возразил герцог, — но принцесса не могла предвидеть того, что случилось.

— Так принцесса отказывается от своей подписи?

— Да, — отвечал герцог.

— Принцесса крови не сдержит честного слова?

Герцог оставался бесстрастным.

Каноль посмотрел вокруг.

— Что? Уже пора? — спросил он.

— Да, сударь.

— А я думал, что подождут до возвращения виконтессы де Канб; ей обещали ничего не делать во время ее отсутствия. Стало быть, сегодня никто не держит слова?

И арестант с упреком взглянул не на герцога де Ларошфуко, а на Ленэ.

— Ах, сударь, — вскричал тот со слезами на глазах, — простите нас! Принцесса решительно отказалась вас помиловать, хотя я долго просил ее. Бог мне свидетель! Спросите у герцога де Ларошфуко. Надобно отмстить за смерть несчастного Ришона, и принцесса была тверда как камень. Теперь, господин барон, судите меня сами: и вы, и виконтесса равно попали в страшное положение; простите меня, чувствую, что очень нуждаюсь в вашей снисходительности: я осмелился обрушить весь ужас на одну вашу голову, потому что вы солдат, вы дворянин.

— Так я ее уж не увижу! — прошептал Каноль, задыхаясь от волнения. — Вот почему вы советовали мне поцеловать ее в последний раз!

Рыдание, победившее твердость, разум и гордость, разорвало грудь Ленэ; он отошел назад и горько расплакался. Тут Каноль посмотрел проницательными глазами на всех окружающих его: он везде видел людей, взбешенных жестокой казнью Ришона и ждавших, не падет ли духом, в отличие от верского коменданта, осужденный; другие, втайне сочувствуя ему, старались скрыть волнение, вздохи и слезы.

— О, страшно подумать! — прошептал молодой человек, перед мысленным взором которого в этот момент с какой-то сверхчеловеческой ясностью пронеслась вся его жизнь. Короткие минуты радости казались в ней островами в целом океане страданий и слез. — Страшно! У меня была обожаемая женщина, она в первый раз сказала мне, что любит меня! Каким долгим и радостным казалось мне будущее! Мечты всей жизни моей осуществлялись! И вот в одну минуту, в одну секунду смерть отнимает все!

Сердце его сжалось, слезы навернулись на глаза. Но тут он вспомнил, что он, как сказал Ленэ, солдат и дворянин.

«Гордость, — думал он, — единственная ободряющая сила, существующая на свете, приди ко мне на помощь! Могу ли плакать о жизни, о таком ничтожном благе!.. Как стали бы окружающие меня враги смеяться, если б могли сказать: «Каноль плакал, узнав, что надобно идти на смерть!..» Что делал я в тот день, когда осаждали Сен-Жорж и когда жители Бордо так же хотели убить меня, как теперь? Я сражался, шутил, смеялся!.. Черт возьми! Во имя Неба, которое меня слышит и которое, может быть, несправедливо ко мне; во имя дьявола, который борется в эту минуту с моим ангелом-хранителем, я и теперь сделаю то же: если не буду сражаться, так все-таки стану смеяться, стану шутить».

В ту же минуту лицо его стало спокойным, как будто все чувства покинули его сердце, он пригладил черные свои кудри и твердым шагом, с улыбкой на устах подошел к герцогу де Ларошфуко и Ленэ:

— Господа, — сказал он, — вы знаете, что в этом мире, столь полном всевозможных странных и неожиданных случайностей, надо учиться привыкать ко всему. Мне нужна была — простите, что я вас об этом не попросил, — минута, чтобы свыкнуться с мыслью о смерти. Если это слишком много, то прошу простить, что я заставил вас ждать.

Глубокое удивление отразилось на лицах всех в толпе. Пленник понял, что все присутствующие переходят от изумления к восхищению им. Это сознание, для него приятное, возвысило его в собственных глазах и удвоило его силы.

— Я готов, господа, — сказал он, — я жду вас.

Герцог, на миг испытавший изумление, на минуту, стал по-прежнему хладнокровен и подал знак.

По этому знаку ворота растворились, и конвой приготовился идти.

— Позвольте, — вскричал Ленэ, желая выиграть время, — позвольте, герцог! Мы ведем господина де Каноля на смертную казнь, не так ли?

Герцог удивился. Каноль с любопытством взглянул на советника.

— Да, — сказал герцог.

— А если так, — продолжал Ленэ, — то этот достойный дворянин не может обойтись без духовника.

— Простите, сударь, напротив, — отвечал Каноль, — я вполне могу обойтись без него.

— Как? — спросил Ленэ, подавая арестанту знаки, которых тот не хотел понять.

— Ведь я гугенот, — отвечал Каноль, — и предупреждаю вас, гугенот самый закоренелый. Если хотите сделать мне последнее удовольствие, позвольте умереть в моей вере. — И, отказываясь от исповеди, он подал Ленэ знак, показывающий, что понял его и благодарен ему.

— В таком случае ничто не удерживает вас, пойдемте! — сказал герцог.

— Пусть он исповедуется, пусть он исповедуется! — закричали несколько ярых фанатиков.

Каноль приподнялся на цыпочках, спокойно и самоуверенно посмотрел кругом и, повернувшись к герцогу, сказал строго:

— Что за подлости хотят тут делать? Мне кажется, сударь, что только я один здесь имею право исполнять свою волю, потому что я герой праздника. Поэтому я отказываюсь переменять веру, но требую эшафота, притом как можно скорее, теперь уж мне надоело ждать.

— Молчать! — закричал герцог, обращаясь к толпе.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *