– Пыталась узнать, когда вы завтракаете, но Мария сообщила, что каждый ест в свое время. Ужасно! Трапезничать следует вместе, это сплачивает. Давайте с сегодняшнего дня введем традицию – завтракаем в полвосьмого, обедаем в два, ужинаем в семь. И, пожалуйста, Дашенька, надевай платье, а то в халате как‑то неудобно.
– Правильно, – поддакнула Римма Борисовна, – только в нормальной одежде. Мы себе никогда не позволяли появиться на людях распустехами.
Я поглядела на Нину Андреевну. Женщина сверкала красивой укладкой и легким макияжем. Элегантная шелковая водолазка скрывала морщинистую шею. Скажите, пожалуйста, всего одна ночь на новом месте, а какая метаморфоза!
– Дети, – продолжала Нина Андреевна, глядя, как я пытаюсь проснуться, – должны иметь перед глазами положительные примеры. Мой сын, например, стал полноценным членом общества только потому, что отец и я всегда учили его добру.
Ага, и поэтому он теперь сидит в Бутырке по обвинению в убийстве.
– Очень приятно, – продолжала вещать старуха, – что Мария оказалась благоразумной девочкой, сняла джинсы и переоделась. Если она еще согласится не ездить на мотоцикле, будет просто чудесно.
– Мусечка, – тихонько зашептала дочь, – она долго у нас проживет, эта зануда эфиопская?
– Совершенно справедливо, – поддакнула Римма Борисовна, – пока мы здесь, попробуем помочь Даше. Аркашенька, что же ты не ешь геркулесовую кашу? Специально велели вашей кухарке сварить на воде, страшно полезно для печени и желудка. Никаких проблем со стулом!
Кеша уставился на ненавистную кашу. Последний раз сей гадкий продукт побывал у него во рту лет в пять! Зайка хихикнула. Сын со вздохом опустил ложку в скользкую жижу и попробовал проглотить. Лицо парня отразило невероятную муку. Мне стало жаль бедолагу.
– К сожалению, у Кеши аллергия на овес, – сообщила я радостно.
Сын с благодарностью глянул на меня.
– Скажите, какая неприятность, – всплеснула руками Римма Борисовна. – А у Машеньки?
– Тоже, – констатировала я, глядя, как Маруська размазывает ложкой овсянку по тарелке, пытаясь создать видимость ее поедания.
Избавившись от ненавистной каши, домашние повеселели. Римма Борисовна и Нина Андреевна завели длительную дискуссию о пользе ежедневной клизмы. В какой‑то момент Полянская отвлеклась и сообщила:
– Кстати, что‑то случилось с желудком у Банди. Он плохо покакал, очень жидко.
Стараясь сохранить серьезность, я вылезла из‑за стола.
– Обед в два, – заявили в унисон старухи.
– У меня занятие в академии, – быстро нашлась Маруся.
– Не успею приехать, занят в консультации, – развел руками Кеша.
– Очень сложный перевод на лето задали, – вздохнула Зайка, – просижу весь день в библиотеке.
Гарпии уставились на меня. Все мало‑мальски приличные поводы уже разобрали, пришлось сказать правду:
– Поеду в Бутырку передавать Максу вещи.
Римма Борисовна ойкнула, молчавший все время Гера с любопытством глянул на меня. Нина Андреевна покраснела, но удар выдержала мастерски.
– Часы не забудь! – крикнула она мне вслед.
Я выкатила «Вольво» и взглянула на циферблат – начало девятого. Скорее всего Семен спит счастливым сном, поеду потихоньку к его дому.
Воробьев жил на улице с приятным названием Солнечная. В ранний час на улицах сновало не так много машин, и добралась я быстро. Посидев десять минут в машине, решила наплевать на приличия и набрала номер телефона Сени. Трубку сняли сразу.
– Алло, – произнес недовольный хрипловатый голос.
– Сеня, доброе утро. Это Даша, бывшая жена Максима.
– А, – без всякого энтузиазма протянул мужик.
– Хочу с тобой поговорить, только лично, с глазу на глаз.
– Подъезжай до двенадцати, позже не смогу.
Я заперла автомобиль и пошла в подъезд. Звонить в дверь пришлось минут десять. Наконец с той стороны послышался сонный голос:
– Кто там?
– Даша.
Семен распахнул дверь. Махровый халат подчеркивал огромное пузо, которым мужик обзавелся к сорока годам.
– Ты? – изумился он.
– Сам велел до двенадцати приехать, – с идиотским видом заявила я.
– А я думал, Адка с дачи приехала, – невпопад ответил Сеня.
Он провел меня в гостиную и, попросив подождать, вышел, плотно притворив дверь. Потом в холле послышалось легкое шуршание. На цыпочках я подошла к двери и, присев, заглянула в замочную скважину. Сеня выпроваживал из квартиры девицу. Лица не видно, только длинные черные волосы да стройная фигура. В руках уходящая держала большую красную лакированную сумку. Ай да проказник! Аделаида – на дачу, а муженек – развлекаться.
Послышался негромкий плеск воды, потом Семен всунул в гостиную голову:
– Кофе хочешь?
– Давай, только на кухне.
В большой мойке из нержавейки стояла грязная чашка, на ободке – след кроваво‑красной помады. Проследив за моим взглядом, Сеня сообщил:
– Приятель вчера заходил, посидели, кофейку попили.
Ну да, дружок скорее всего «голубой», раз помадится. Но мне было недосуг оценивать умственные способности Воробьева.
– Знаешь, что случилось с Максом?
– Что? – прикинулся кретином старый друг.
– В тюрьме сидит, за убийство!
– Ах это, – протянул Сеня, – старая новость, думал, еще чего произошло. Похуже.
– Господи! Как ты считаешь, что может быть хуже?
– Ну, в тюрьме всякое случается, запросто убьют или опустят, а еще туберкулез, чесотка…
Слушая, как добрый друг сладострастно перечисляет подстерегающие Макса неприятности, я в который раз удивилась могуществу зависти. Хотя, если разобраться, особых поводов у Сени не было.
Генерал Полянский и папа Сени, тоже генерал, близко дружили еще с тех пор, когда спали на соседних койках курсантами. Вместе учились, вместе совсем юными отправились на фронт, воевали бок о бок. Потом жизнь развела их в разные стороны. Полянские осели в Москве, Воробьевых мотало по стране. Частые переезды не лучшим образом сказались на Семене. Он иногда оказывался с родителями в таких местах, где даже не было школы. Поэтому когда мальчику исполнилось двенадцать, его отвезли к бабушке, в богатую сибирскую деревню, где‑то в районе Красноярска. Старуха получала на внука великолепное денежное довольствие, да и сибирский колхоз – не то что подмосковные хозяйства. На завтрак, обед и ужин Сеня ел парную говядинку и свининку, лакомился пельменями, шанежками и пирогами с брусникой, морошкой, грибами, а рыбу там и за еду не считали. В девятом классе он бросил школу и пристроился в правление колхоза «Наш путь». В обязанности Сени входило готовить обзор сельских новостей, который звучал каждый день по деревенскому радио в рабочий полдень. Родители навещали сына не слишком часто. Потом умерла мать. Отец, погоревав для порядка полгода, женился вновь. Сеня отправился в Караганду знакомиться с мачехой. И опять повезло. Милая, простоватая женщина чувствовала себя немного виноватой перед пасынком, тем более что ее родной сын жил вместе с ней. Подарки посыпались на Сеню дождем, денежное содержание увеличили.
В 1976 году Семен приехал поступать в Литературный институт. Абсолютно беспроигрышный вариант – колхозник из далекой Сибири, организатор деревенского радиовещания! Ну кто мог по прежним временам зарезать такого абитуриента на вступительных экзаменах, когда каждому вузу вменялось в обязанность учить детей из разных социальных слоев. Поэтому Сеня поступил легко, несмотря на сплошные тройки, полученные за сочинение, иностранный язык и историю. Кстати, генералу Полянскому пришлось изрядно поистратиться, чтобы пристроить в то же учебное заведение Макса.
Комментариев нет