Жажда

– Что‑о?

– Бельман уже звонил. Он… как бы это сказать? В ярости.

Катрина остановилась и попыталась обдумать это.

– Во‑первых, мы не знаем, что он был внутри, и не знаем, укусил ли он, мы даже не знаем, был ли это «он».

– Значит, источник в полиции не такой уж надежный, но мне плевать! Мы должны разобраться в этом. Кто информатор?

– Это мне неизвестно, но я знаю, что «ВГ» из принципа будет защищать свой источник.

– Принципы принципами, но они хотят сохранить свой источник неприкосновенным, потому что уверены, что получат от него больше информации. Мы должны заткнуть эту пробоину, Братт.

Катрина уже собралась с мыслями.

– Бельман беспокоится, что утечка может навредить следствию?

– Он беспокоится, что весь отдел будет выставлен в плохом свете.

– Могу себе представить.

– Что ты можешь себе представить?

– Сами знаете и думаете так же, как и я.

– Займемся этим завтра с утра, – сказал Хаген.

Катрина Братт положила телефон в карман куртки и посмотрела на тропу. Одна из теней зашевелилась. Всего лишь дуновение ветра в кронах деревьев.

Она на миг задумалась, не перейти ли дорогу и не пойти ли по освещенному тротуару, но потом приняла решение и быстро зашагала вперед.

Микаэль Бельман стоял у окна гостиной. Отсюда, из окон их виллы в районе Хёйенхалл, ему был виден весь центр Осло, вытянувшийся с востока на запад к низинам под Хольменколленом. Сегодня вечером город сверкал в лунном свете как бриллиант. Его бриллиант.

Дети его спокойно спали. Город его спал относительно спокойно.

– В чем дело? – спросила Улла, поднимая глаза от книги.

– Это убийство, его надо раскрыть.

– Все убийства надо раскрывать.

– К этому приковано много внимания.

– Убита женщина.

– Дело не в этом.

– Дело в том, что «ВГ» так много о нем пишет?

Он услышал в ее голосе нотку презрения, но его это не тревожило. Она успокоилась и снова заняла свое место. Потому что где‑то в глубине души Улла знала свое место. И она не была человеком, постоянно ищущим ссоры. Больше всего на свете его жена любила заботиться о своей семье, болтать с детьми и читать свои книжки. Поэтому невысказанная критика в ее голосе на самом деле не требовала ответа. Да она и не поняла бы его. Ведь прослыть хорошим королем можно в двух случаях. Ты можешь быть королем в хорошие времена, тебе может повезти, и урожай в твоей стране будет богатым. Или же ты можешь быть королем, выводящим страну из кризиса. А если никакого кризиса нет, то ты всегда можешь его придумать – например, начать войну и показать, в каком глубоком кризисе окажется твоя страна, если не вступит в войну. В этом случае важно преувеличить трудности. Война может быть совсем небольшой, главное в ней – победить. Микаэль Бельман пошел вторым путем, когда перед СМИ и городским руководством преувеличил количество имущественных преступлений, совершаемых приезжими из прибалтийских государств и Румынии, и сделал мрачные прогнозы на будущее. И получил дополнительные средства для того, чтобы выиграть эту в реальности маленькую, но в прессе – огромную войну. А через двенадцать месяцев, приведя последние цифры, он косвенно провозгласил себя победителем.

Но это новое убийство было войной, которую он не режиссировал, а после сегодняшней вечерней публикации в «ВГ» он понял, что эта война уже не маленькая. Потому что все они пляшут под дудку прессы. Он вспомнил, как на Свальбарде сошла лавина. Двое погибли, а кто‑то остался без крыши над головой. Несколькими месяцами ранее во время пожара в таунхаусах в городке Недре‑Эйкер погибли трое и несколько человек лишились жилья. Последнему происшествию уделялось скромное внимание, обычное для пожаров в жилых домах и автоаварий. А вот лавина на далеком острове оказалась гораздо более интересной для прессы, в точности как этот железный укус. Это привело к тому, что журналисты возвели происшествие в ранг национальной катастрофы, и премьер‑министр, всегда подпрыгивающая по команде прессы «Барьер!», обратилась к нации в прямом телеэфире. Телезрителям и жителям таунхаусов в Недре‑Эйкере оставалось только догадываться, где она была, когда горели их дома. Она и ее советники всегда лежали, припав ушами к земле и прислушиваясь к вибрациям в мире СМИ. А в случае с Недре‑Эйкером таких вибраций не было.

Но Микаэль Бельман знал, что сейчас земля сотрясается.

И что сейчас, когда он в качестве успешного начальника полиции имеет шанс войти в коридоры власти, это уже стало войной, которую нельзя проиграть. Он должен уделить все внимание этому конкретному убийству, словно оно представляло собой волну преступности, по той простой причине, что Элиса Хермансен являлась твердо стоящей на ногах, хорошо образованной этнической норвежкой тридцати лет, и потому что орудием убийства послужил не железный прут, нож или пистолет, а зубы из железа.

Поэтому Микаэль Бельман принял решение, которое ему очень не нравилось. По многим причинам. Но другого пути не было.

Он должен позвать этого человека.

Глава 6

Пятница, утро

Харри проснулся. Эхо сна – крик – окончательно затихло. Он закурил сигарету и задумался о том, что это было за пробуждение. На самом деле существует пять основных типов пробуждений. Первое – пробуждение на работу. Долгое время оно было лучшим из всех. Тогда он моментально включался в дело, которое расследовал. Иногда сон что‑то делал с восприятием, и Харри мог лежать и обдумывать все имевшиеся на тот момент сведения, одно за другим, под иным углом зрения. Если ему везло, он мог заметить что‑то новое, увидеть кусочек обратной стороны луны. И не потому, что луна передвинулась, а потому, что передвинулся он.

Второе – это одинокое пробуждение. Его характеризовало осознание того факта, что он один в постели, один в жизни, один в мире, и такое пробуждение иногда наполняло его сладким чувством свободы, а иногда – меланхолией, которую, наверное, можно назвать одиночеством, но которая была всего лишь взглядом на человеческую жизнь как она есть, то есть как на путешествие от пуповинной привязанности к смерти, окончательно отделяющей человека от всех и от всего. Взглядом, брошенным в секунду пробуждения, до того как все наши защитные механизмы и утешительные иллюзии займут свои места и мы сможем встретиться с жизнью во всей ее неправде.

Потом шло пробуждение от страха. Обычно оно случалось, когда он пил не просыхая больше трех дней подряд. Он мог испытывать страх разной степени, но страх приходил всегда. Сложно было найти внешнюю опасность или угрозу, вызвавшую этот страх. Он, скорее, представлял собой панику по поводу необходимости бодрствования, проживания жизни, нахождения здесь. Но иногда Харри чувствовал внутреннюю угрозу. Страх, что он никогда больше не сможет испугаться. Что окончательно и бесповоротно сойдет с ума.