– Есть пустая дача…
– Нет! – тут же выкрикнула она.
– Настя, мы же договорились, – с упреком сказал Дюжин.
– Нет, Паша, дальше я и слушать не хочу. Никаких дач, никаких загородов. Я этого не вынесу.
– Да почему же? Ты что, никогда на даче не жила?
– Не жила, только в гости ездила, и то редко. В нашей семье дачи отродясь не было. Все эти холодные дома, которые надо протапливать, сортиры на улице, магазины за три километра, отсутствие телефона, непролазная грязь на улице – нет, это не для меня. Тем более с ногой, которая еле ходит. Мне нужно будет в Москву через день ездить на процедуры, а электричка небось раз в два часа ходит, битком набитая, и добираться до нее придется сто лет. Нет, нет и нет.
– Понятно, – вздохнул Павел. – Теперь выслушай меня до конца, поскольку свое «нет» ты уже сказала и повторять его нет смысла. Дом топить не нужно, в нем есть отопление, горячая вода и нормальный санузел. Телефон тоже есть, с московским номером. Магазин в трехстах метрах, причем можно договориться с владельцем, и продукты будут доставлять на дом. В поселке почти все так делают. Дальше. Есть коммерческий медпункт с докторами и медсестрами, он обслуживает всех, кто платит, никакого полиса не требуют. Что‑то вроде частной поликлиники для жителей поселка. Опять же, поскольку народец в поселке избалованный, медицинские услуги оказываются на дому, у них даже есть специальный транспорт, чтобы привозить аппаратуру для физиопроцедур. Дальше. Грязи непролазной на улице нет, все чисто и аккуратно. Электрички ходят каждые десять‑пятнадцать минут, но они тебе вряд ли понадобятся. Чего тебе в Москве‑то делать? Скажи своему благоверному, чтобы завез туда книжек побольше и видеокассет, и живи потихоньку, наслаждайся жизнью, гуляй, ногу лечи.
– А там что, и видик есть? – недоверчиво спросила Настя.
– Там даже «тарелка» есть для приема спутникового телевидения. У тебя, Настюха, устаревшие представления о дачах. Конечно, летняя лачуга на шести сотках в ста пятидесяти километрах от Москвы – это не для тебя в данном случае. А симпатичный загородный домик в десяти километрах от Кольцевой дороги в поселке с развитой инфраструктурой и собственной охраной – это же совсем другое дело.
Да, пожалуй, над этим имеет смысл подумать. И лифта нет, что немаловажно. А то как сломается, так она со своей ногой замучается спускаться и подниматься. И хорошо еще, если со второго‑третьего этажа, а если с пятнадцатого? И в поликлинику на процедуры не придется ездить через всю Москву. И продукты на дом приносят. Живут же люди! Интересно, какую плату потребуют хозяева дачи за месячную аренду? Может, у Насти еще и денег не хватит, а она тут размечталась!
– Нисколько, – пожал плечами Дюжин. – Какие деньги, ты что? Живи, сколько надо.
– Легко ты чужими домами распоряжаешься, – ехидно заметила Настя.
– Почему чужими? Это мой дом.
Вот так, приехали. Всего год как ушел со службы в органах, а уже загородный домик завел. Странно, что кто‑то еще работает, носит погоны. При таком раскладе доблестные органы внутренних дел должны бы, по идее, состоять из одних вакансий и полных придурков, которых больше никуда не берут. Придурков, конечно, полно, кто спорит, но ведь и толковые ребята есть, хорошие профессионалы, преданные делу. К сожалению, значительно больше толковых профессионалов, делу не преданных, и это позволяет им много зарабатывать и очень неплохо жить.
Зато мама совсем не расстроится, узнав, что Настя будет жить не в квартире, до потолка забитой родственниками, а за городом. Наконец‑то ребенок поживет на природе, подышит свежим воздухом! Одним словом, сплошные плюсы и никаких минусов.
– Ну что, Настюха? Решено?
– Решено, – с облегчением кивнула Настя. – Теперь давай про кинезиологию.
Объяснял Павел очень подробно, но не сказать чтобы очень понятно. Вернее, объяснял‑то он доходчиво, только Настя не все понимала. И слова вроде бы все были знакомыми, а все равно непонятно. Вот, к примеру, разве может нормальный опер понять, как это: прикасаешься к человеку, мысленно задаешь вопрос: «Есть проблема?», получаешь сигнал‑ответ: «Есть». Или не получаешь сигнала, стало быть, проблемы нет. Казалось бы, что проще – задал вопрос, получил ответ. А все равно непонятно.
Дальше все было более или менее уяснимо. Все психологические проблемы, которые сидят в людях и мешают им нормально жить, были классифицированы специалистами психологами и психоаналитиками и сведены к определенным формулировкам. Например, «Меня не любят» или «Я загнан в угол». Для каждой такой формулировки разработана формула‑антагонист, которая противостоит запрятанной вглубь проблеме. До этого места Настя еще понимала, но дальше…
А дальше кинезиолог, продолжая поддерживать физический контакт с пациентом, начинает мысленно переводить негатив в позитив, то есть убирает негативно окрашенную проблему и замещает ее позитивно окрашенным отношением. Да, конечно, Настя неоднократно слышала о том, что мысль материальна. Но не до такой же степени! Мысленно задать вопрос, получить сигнал‑ответ, потом переводить негатив в позитив – нет, это решительно не укладывалось в ее голове. Так не бывает.
– Паш, а ты сам‑то в это веришь? – ей трудно было скрыть сомнения.
– Я, Настюха, не верю, я знаю. Точно знаю.
– Откуда? – продолжала допытываться Настя.
– Из собственного опыта. Я обучался кинезиологии.
– Ты?! И что… ты вот… все это умеешь?
– Умею. Я бы не стал тебе рассказывать, если бы не знал точно.
– Покажи! – потребовала она.
– Что тебе показать?
– Ну… это вот… про что ты мне рассказывал. Возьми меня за руку, задай вопрос, получи ответ, переведи негатив в позитив. Давай прямо сейчас. Можешь?
– Могу. А что, у тебя есть проблемы, с которыми ты не можешь справиться?
– У меня? – растерялась Настя. – Да нет, у меня все в порядке. Денег, правда, мало зарабатываю, но это из другой оперы.
– То есть, другими словами, тебе помощь психолога не нужна? – уточнил Павел.
– Да нет же, не нужна, у меня все в полном порядке. Ну давай, показывай, – нетерпеливо произнесла она.
– Не буду, – улыбнулся Дюжин.
– Почему? Слабо?
– Настя, ты не понимаешь… Кинезиология – это не цирковые фокусы, которые можно показывать с целью развлечь зрителя. И не химические опыты, которые можно делать демонстративно, чтобы человек понял, как вещества реагируют друг на друга. Кинезиолог работает только тогда, когда человек чувствует, что нуждается в помощи, и обращается за этой помощью. Если человек о помощи не просит, с ним работать нельзя.
– Но почему?
– Потому что есть закон.
– Какой? У кинезиологов есть кодекс этики?
– Можно и так назвать. Но вообще‑то это называется космическим законом.
– Каким?! – Настя решила, что ослышалась. Космический закон! Ну надо же… Впрочем, она забыла, что имеет дело с Дюжиным. От него еще и не такое можно услышать.
Комментариев нет