Зачарованный

Я слышу громкий тяжелый удар, потом что-то катится, это барная табуретка.

— Лефти отключился, — говорит второй пьянчуга. — Ладно, так, может, ты теперь объяснишь мне, почему не сдал этого ребенка за баром, когда тебе предложили пятьсот долларов?

— Кодекс барменов, приятель. Я защищаю своих клиентов. Я и твоей жене не рассказал, что ты спал с сестрой Лефти в прошлом году. Понял?

— Понял.

Я слышу мотор, тот, который, как я теперь знаю, принадлежит мотоциклу стрелявшего в меня парня. Я дрожу, но дышу. Сейчас он уехал, но ему известно, что я на Флорида-Кис. Я не могу обмануть своего защитника.

Я встаю.

— Пятьсот долларов, пожалуйста. — Бармен резко пододвигает мне запотевший после микроволновки гамбургер.

А как же кодекс барменов?

— Я дам вам шестьсот. Триста сейчас и триста завтра, когда буду уезжать — целым и невредимым. Идет?

Бармен кивает. Перед тем как отдать мне гамбургер, он отламывает кусочек булочки и поднимает его к клетке над барной стойкой. Птица!

— Этот милый человек хочет с тобой поделиться, малышка.

— Какая это птица? — спрашиваю я.

Теперь, когда я могу посмотреть на нее, не стуча зубами от страха, я вижу, что это не канарейка, как мне показалось вначале. А что-то типа феникса в миниатюре, какое-то причудливое существо, скорее золотое, чем желтое, с длинными перьями в хвосте и красивым и ярким хохолком на голове.

— Моя птица. Вот какая.

Я откусываю кусочек гамбургера и долго его жую, а бармен в это время меня изучает.

— Хорошо, — говорю я, хотя это не так. — Вы не знаете, где портье?

— А я и портье тоже, — отвечает бармен и поворачивается к своему единственному клиенту в сознании: — Присмотри за моей птицей!

Он отводит меня в гостиницу, и я заселяюсь под именем Райана, не показывая удостоверение личности. За номер я плачу еще двести долларов, которых он абсолютно не стоит.

— Если будешь выходить, оставь ключ на стойке регистрации.

Так мотоциклист сможет попасть ко мне в комнату и убить меня?

— Я не буду выходить. И не могли бы вы принести мне какой-нибудь еды, когда начнете готовить? — Но, видя выражение его лица, я добавляю: — Ну или в шесть часов, когда будет ужин, если до этого не получится.

— Обязательно. Приятно иметь с тобой дело.

Еще бы! Он уже получил от меня пятьсот двадцать долларов и получит еще, если просто будет продолжать помалкивать. Я поднимаюсь по скрипучим пыльным ступенькам в номер. Ключ застревает в ржавом замке. Мне приходится подергать его несколько раз, но в конце концов дверь открывается. Я закрываю ее изнутри, потом набрасываю цепочку. Я все равно не чувствую себя в безопасности, поэтому еще придвигаю к двери кровать. Потом сажусь на нее. Комната тускло-серого цвета, и я в ней один, и мне нечего делать. Вчера я проспал почти весь день. Сейчас я начеку. Я не решаюсь включить телевизор или радио. Я хочу слышать, если кто-то пойдет по коридору. Я вынимаю блокнот и начинаю набрасывать новую модель туфель, но перед глазами у меня только байкер в броне из черной кожи, бармен, лис и птица, которую я должен украсть.

К трем мои веки начинают опускаться под собственным весом. До ужина еще три часа. Надеюсь, ничего плохого не произойдет, если я посплю и подготовлюсь к ночи. Я вытягиваюсь на кровати, касаясь ногами запертой двери.

Меня будит стук.

— Я принесла ваш ужин.

Это женский голос с южным акцентом.

— Вы не могли бы его просто там оставить? — спрашиваю я.

— Извините, нет. Сэм сказал, что вы должны заплатить.

Заплатить. Как будто те деньги, которые я ему дал, недостаточны для еще одного гамбургера из бара. Но мой желудок говорит мне, что я должен заплатить.

— Подождите, мне надо одеться.

— Я зовсем не тороплюсь, — говорит она.

— Что?!

— Я сказала, что совсем не тороплюсь.

Южный акцент. Это я просто распсиховался, и мне чудится всякое.

Я надеваю бейсболку с логотипом нью-йоркской команды «Янкиз», которую кто-то однажды забыл в кофейне Мэг, и прячу под нее волосы. Хотя бы какую-то часть меня, начиная с этой кепки и заканчивая трехдневной растительностью на щеках, стало трудно узнать.

— Что же он прислал мне поесть?

— Уф, я думаю это цыпленок. Цыпленок, фри и салат из капусты.

Не о чем беспокоиться. Я отодвигаю кровать от двери и открываю ее.

Я отступаю назад. Девушка, стоящая напротив меня, могла бы запросто быть американской сестрой Викторианы — красивая стройная блондинка с изумительно синими глазами.

— Привет, — говорит она с таким же мягким акцентом, как и до этого. — Я могу это где-нибудь поставить?

Я хочу выхватить у нее тарелку. Но вдруг мне начинает казаться, что это будет выглядеть малодушно, не по-джентльменски, как паранойя. Да к тому же я еще не достал деньги, поэтому я не могу просто так захлопнуть дверь у нее перед носом. Я должен ее впустить.

Но что-то беспокоит меня — она совсем не похожа на девушку из такого места. Хотя, в конце концов, и я ведь не отсюда, но нахожусь же здесь.

— Конечно, — Я жестом показываю на стол. — Я сейчас достану бумажник. Сколько с меня?

— Двадцать баксов.

Я смотрю на тарелку с четырьмя суховатыми куриными крыльями, замерзшим капустным салатом и горстью картошки фри размером меньше моей ладони.

— Извините, — заметив мой взгляд, говорит девушка, — но мой дядя Сэм сказал, что я должна взять с вас еще и за доставку в номер.

— Вполне логично. — Я нащупываю бумажник, пока она относит тарелку.

— Обувь?! — Подойдя к столу, девушка открывает рот от удивления. — Ты увлекаешься обувью?

Немного странная реакция.

— Ну, не совсем «увлекаюсь».

— Но это же ты нарисовал?

После моего кивка она продолжает:

— Извини, но просто моя семья занималась починкой обуви в Южной Каролине, и иногда я… — Девушка отворачивается, и я слышу, как у нее перехватывает дыхание, когда она произносит: — Вроде как скучаю.

Сексапильная девочка, разбирающаяся в ремонте обуви… Ну и что с того?

— А почему ты уехала?

— У нас начался трудный период, поэтому родители отправили меня жить к моему богатому дяде Сэму.

Богатый дядя Сэм? Этот парень?

— Но я так скучаю по своей семье, — жалуется девушка, — особенно по старшей сестре. У нее скоро будет ребенок. Мне бы только навестить их, но нет денег на билет, и машины нет.

— Мне жаль. Я тоже сейчас вдали от дома. Я знаю, это трудно.

Она вытирает слезу.

— Мне не следует беспокоить тебя своими глупыми проблемами. — Ее рука слегка прикасается к моей. — Но ты же не будешь против, если я посмотрю твой эскиз? Он напоминает мне о доме.