Зачарованный

— Что? — говорю я.

Гарри бьет меня крылом, пока до меня не доходит, что нужно наклониться. Я нагибаюсь, при этом стараясь не задеть рукой то, что, как я понимаю, является грызуном. В темноте меня встречает пара мерцающих черных глаз.

— Ты ищешь этого лягушонка?

Я киваю, но потом осознаю, что меня не видят, поэтому говорю:

— Да.

— Он был здесь, — продолжает голос. — Две недели назад. Прыгал тут, как идиот.

— Ты видел его? — Мой желудок подпрыгивает, будто там внутри лягушка. — Откуда ты знаешь, что это был принц?

Минутное молчание.

— Это был принц, потому что он ходил тут и всем вокруг рассказывал, что он принц. А еще он позволял себе такие выражения: «Я не привык общаться с паразитами». Это мы — паразиты! Ты представляешь?!

Говорящий делает довольно длинную паузу, давая мне понять, что вопрос не был риторическим.

— Нет, — отвечаю я. — Ты паразит? Конечно нет! Как он мог это сказать?

— Спасибо. В любом случае этого принца, как говорится, не очень-то жаловали, поэтому, когда его отправили отсюда, никто особо не расстроился.

— Отправили?

В переулке жарко, ни ветерка. Пахнет тараканами, и у меня начинает кружиться голова.

— Да, они засунули его в фуру, которая направлялась на Флорида-Кис.

Я все это знаю от Викторианы, но может, он знает больше.

— И?

— Как я сказал, по нему не скучали. — У крыса тонюсенький голосок, и я наклоняюсь ниже, чтобы его расслышать. — Баба с возу — кобыле легче. Так что я не вспоминал о нем до прошлой недели, пока какие-то парни не стали тут все вынюхивать.

Это я тоже знаю.

— Крупные парни? С ищейкой?

— Не-е, не эти растяпы. Эти были здесь минут десять, не больше. А их собака даже не попыталась поговорить с другими животными здесь. Такая вся заносчивая. Если бы она действительно искала, то спросила бы у нас. Этим и славятся ищейки.

— Тем, что говорят с животными? Я думал, они только берут след.

— Ну да, люди так думают, потому что у ищеек есть эти их дурацкие носы. Но в действительности эти собаки асы в допросах. Так они и находят людей.

Кто мог знать?

— Но эта ищейка не допрашивала вас?

— Даже не пыталась. Как будто знала, что лягушки здесь нет. Или, может, на самом деле просто не хотела ее найти. Но несколько дней спустя появились какие-то другие парни, с акцентом. И собаки с акцентом — немецкие овчарки. Вот они говорили со всеми. Тогда-то я и заинтересовался.

Акцент. Как у Викторианы. И ее охранников. Наверное, она послала кого-то другого во второй раз, и эти ребята поработали уже лучше.

— А что произошло после того, как ты заинтересовался?

— После того как я заинтересовался, я интересовался. Интересовался так сильно, что самостоятельно провел кое-какое расследование с целью узнать, куда поехала та фура.

— И куда она поехала?

— На Ки-Ларго, на ней было полно товаров для подводного отеля. Это для тебя хорошая новость.

— Хорошая новость? Почему это хорошая новость?

Ки-Ларго самый близкий из островов, но он также один из самых длинных и наиболее населенных. Лягушка может быть где угодно.

— Потому что рядом с подводным отелем есть бар под названием «У Салли» — жесткое место, жесткая публика. Животные, которые там тусят, тоже жесткие — возможно, из-за некоторых жестких отбросов, которыми им приходится питаться. Они могут заживо съесть и этого выскочку принца в лягушачьей шкуре.

— Ничего себе!

М-да, это не очень хорошо.

— Но там живет лис. Он хороший парень, и он как бы заправляет там всем. Этот лис один из нас — тоже бывший.

— Бывший?

— Так мы себя называем — «бывшие люди». Короче, он был рыбаком на дамбе Макартур, пока однажды не исчез.

— Исчез?

— Это типичная история со всеми нами — бывшими. Мы — это мистические исчезновения, неразгаданные тайны. Висяки. Все считают, что мы валяемся на дне реки в цементных галошах или что от нас избавились каким-либо другим способом. Но правда гораздо страннее.

Бывшие. Я думаю об этом, представляя, что все животные, которых я раньше считал просто животными, на самом деле когда-то были людьми, пока однажды не пропали без вести. Может быть, семьи уже перестали их искать. О боже, теперь не захочется принимать душ в присутствии кошки!

— А всех бывших могут превратить обратно?

У меня болят ноги, оттого что я так долго стою согнувшись.

— Да-а, но для кого-то это сложнее. Некоторые из нас уже почти перестали надеяться. Ну да ладно, лиса зовут Тодд, он дружелюбный. Если будешь с ним хорошо разговаривать, он поможет тебе. Скажи, что тебя послал Корнелиус.

— Корнелиус?

— Модное имя для крысы, да? Я раньше был сенатором. Только не говори с лисом в присутствии других. Я не знаю, кто были те парни, которые искали лягушку, но они выглядели устрашающе.

Внезапно поблизости раздается звук шагов. Может, ночной сторож. Я стараюсь сильнее вжаться в стену, но места нет. Крыс уносится, а я застыл в полусогнутом положении. У меня болят ноги, но я не могу сделать ни шагу. Мне жарко, больно и плохо. Плохо-плохо-плохо-плохо. Шаги слышны все ближе, ближе…

Я жду минуту, еще одну, чтобы убедиться, не вернутся ли они.

— Думаю, он ушел, — наконец шепчет Гарри.

Это первые слова, которые он произнес с того момента, как мы сюда приехали.

— Ага, — шепчу я в ответ. — Но был близко. Нам надо уходить.

Я получил нужную информацию. Хотя это все кажется невозможным — «У Салли», лис по имени Тодд, меня послал Корнелиус…

Так как Гарри стоит позади меня, то он двигается первым, а я иду за ним. Когда мы подходим к терминалу «Сиборд марин» так близко, что уже видны его огни, раздается знакомый рев. Мотоцикл! Меня обдает воздухом, потом я слышу хлопок и вижу белую вспышку. Выстрел! Лебедь лежит на земле.

— Гарри!

Я не могу не крикнуть его имя. Я бросаюсь на землю рядом с ним.

— Попалса! — говорит кто-то с акцентом.

Потом второй голос. Женский:

— Nein. Он не один.

О нет.

Но я знаю, что должен делать. Я расстегиваю рюкзак и вытаскиваю мантию.

— Не оставляй меня, Гарри, — шепчу я.

— Нет, — шепчет лебедь. — Настало время для моей лебединой песни. Спасайся. Беги!

Пронзительный скрежет проворачивающихся колес мотоцикла. Я вожусь с мантией, кое-как накидываю ее на нас обоих.

— Держись, парень! Не начинай пока петь! Я прижимаю лебедя к себе и чувствую мягкость его белых перьев, а еще теплую липкую кровь. Я снова слышу рев мотоцикла. Он приближается ко мне. Меня опять обдает воздухом.