От героинь предыдущих рассказов Сэлинджера Элейн отличается тем, что случившееся с ней – бесповоротно. Раз потеряв невинность, она лишилась возможности вернуться в мир чистоты и простодушных иллюзий. Эмоциональная вспышка ее матери явно не продлится долго, и миссис Куни скоро снова с головой уйдет в голливудские фантазии, оставив Элейн один на один с миром, который рано или поздно довершит начатое Тедди дело разрушения.
Впрочем, никто не мешает Элейн вслед за матерью и бабкой найти убежище в воображаемом мире кино. Повествователь рассказа был бы только «за» – ущербной Элейн нужна своя особенная реальность. Ведь нет же ничего странного в том, чтобы создать мирок, отдельный от реального, для невинного ребенка.
Литературные занятия, которые сержант Сэлинджер держал в тайне от сослуживцев, неожиданным образом помогли ему освободиться от начинавших порядком тяготить служебных обязанностей. Кто‑то из начальства наткнулся в «Сатердей ивнинг пост» на «Братьев Вариони», а в «Карманной книге солдата, моряка и морского пехотинца» – на рассказ «Виноват, исправлюсь». В результате Сэлинджера перевели в отдел пропаганды командования тылового обеспечения ВВС – в «огромную идиотскую контору с кучей пишущих машинок», как он сам характеризовал свое новое место службы в письме к Уиту Бернетту в июле 1943 года. И хотя сочинение агиток про военно‑воздушные силы не казалось Сэлинджеру верхом мечты, само по себе перемещение из чистого поля за стол с машинкой не могло его не радовать.
В промежутках между написанием материалов для командования тылового обеспечения Сэлинджер успел побывать в командировках в Нью‑Йорке и Вашингтоне. В сентябре в компании фотографа из журнала «Лайф» он должен был отправиться куда‑то в канадскую глушь, чтобы написать для «Кольерс» репортаж про военных летчиков. Но в Канаду Сэлинджер в тот раз не попал, поскольку его карьере в отделе пропаганды внезапно пришел конец.
В июле 1943 года сержанта Сэлинджера начали проверять на благонадежность. Повышенный интерес со стороны соответствующих подразделений Военного ведомства был вызван очередным его рапортом – на сей раз о зачислении в Корпус военной контрразведки. Сотрудники Военного ведомства навели о нем справки в нью‑йоркской школе Макберни и училище Вэлли‑Фордж. Уит Бернетт и еще несколько знакомых Сэлинджера получили официальные письма следующего содержания:
«Не сочтете ли Вы возможным поделиться с нами вашим мнением относительно того, насколько Джером Дэвид Сэлинджер благоразумен, ответственен, честен и лоялен своей стране и ее институтам? Не располагаете ли Вы сведениями о его членстве в какой‑либо организации, имеющей целью насильственное свержение конституционной формы правления? Не видите ли оснований подозревать его в неблагонадежности по отношению к Соединенным Штатам?
Капитан ВВС
Джеймс Х. Гарднер».
Любознательность капитана Гарднера изрядно Сэлинджера позабавила. За полтора года, в течение которых командование так и не нашло достойного применения его способностям, а вместо этого без конца переводило с одной должности на другую, не растерять эти самые благоразумие и лояльность было мудрено. Избавившись от последних иллюзий относительно военной карьеры, Сэлинджер решил по возможности целиком посвятить себя сочинительству. И тут‑то как раз военные наконец обратили на него внимание.
Интерес начальства привлекли не литературные таланты и даже не имевшееся за плечами у Сэлинджера военное образование. Важнее оказалось владение немецким и французским языками, а также то обстоятельство, что Джерри почти год провел на территориях, впоследствии оккупированных Германией, а из Австрии уехал буквально накануне аншлюса. Это и определило его назначение в контрразведку.
В предвоенные годы агенты Корпуса военной контрразведки занимались главным образом тем, что наблюдали за настроениями личного состава американских вооруженных сил. С началом Второй мировой войны перед корпусом были поставлены совсем другие задачи. В конце 1943 года, когда начала активно готовиться долгожданная высадка союзников в Европе, к каждому задействованному в ней полку было прикомандировано по два контрразведчика. Им вменялось в обязанность налаживать контакт с местным населением и выявлять в его среде тайных пособников нацистов.
Карьера контрразведчика началась для Сэлинджера с того, что его перевели на военную базу Форт‑Холаберд, расположенную на окраине Балтимора, штат Мэриленд. Из Форт‑Холаберда он сразу написал Уиту Бернетту, что наконец‑то перед ним открылась реальная перспектива повоевать в Европе, и тут же успокоил своего литературного наставника: «О книге я все время помню».
В предвкушении скорой отправки на фронт Сэлинджер написал рассказ «День перед прощанием», очень много для него значивший – и в человеческом, и в профессиональном смысле. При этом поначалу он отзывался о новом произведении с несвойственным ему равнодушием, поскольку не вполне понимал, удачным ли вышел рассказ. Насколько важной окажется эта вещь для его дальнейшей писательской биографии, Сэлинджер, разумеется, догадываться не мог. Да и сама по себе «дальнейшая биография» на момент написания рассказа находилась под большим вопросом. Так, по мнению Иэна Хэмилтона, «День перед прощанием» мог быть задуман как прощальное письмо, которое родные могли бы получить от павшего в Европе Сэлинджера.
В третьем колфилдовском рассказе получают развитие темы и психологические коллизии, обозначенные в рассказе «Последний и лучший из Питер Пэнов». «День перед прощанием» – второй эпизод в своеобразном цикле, прослеживающем военную судьбу Винсента Колфилда и его друга, техника‑сержанта Джона Бэйба Глэдуоллера. Значительная роль в рассказе принадлежит Винсенту Колфилду, однако главный герой тут – Бэйб. Автор явно ассоциирует себя с сержантом, которому присвоил свой собственный личный номер 32325200, упомянув об этом в первом же предложении.
Сэлинджер разделил рассказ на пять сцен, каждая со своей «идеей». В первой сцене перед нами военный двадцати четырех лет от роду, не до конца расставшийся с детством и сейчас попавший в антураж, в котором его детство проходило. Приехав домой на побывку, он сидит у себя в комнате среди россыпи книг. Любимые писатели у Бэйба те же, что и у самого Сэлинджера: Достоевский, Толстой, Фицджеральд и Ринг Ларднер. Мать приносит Бэйбу кусок торта и стакан молока, садится рядышком и с любовью смотрит на сына.
Во второй сцене Бэйб, прихватив с собой санки, идет встречать из школы свою маленькую сестренку Мэтти. Эпизод этот короткий и на первый взгляд малозначительный. Но Сэлинджер к этому времени уже научился насыщать смыслом самые обыденные вещи – здесь он затрагивает тему ответственности перед ближним, умения пойти друг другу навстречу и черпать силы в человеческих взаимоотношениях.
Бэйб хочет скатиться с сестрой на санках вниз по крутой Спринг‑стрит, но Мэтти боится, потому что по этой улице, знает она, могут кататься «только большие мальчишки, которые ничего не боятся и знают все плохие слова». «Все в порядке. Все будет в порядке, раз ты со мной», – успокаивает ее Бэйб. Когда брат с сестрой усаживаются на санки, Бэйб чувствует, что Мэтти, изо всех сил обняв его сзади, дрожит от страха. Он говорит, что можно скатиться и по другой улице, но Мэтти беззаветно верит старшему брату и хочет ехать вниз именно по Спринг‑стрит, потому что так хотелось ему. Она верит, что на него можно во всем положиться, и ее доверие в свою очередь помогает Бэйбу найти компромисс.
Эту сцену Сэлинджер явно противопоставляет эпизоду из поэмы Т. С. Элиота «Бесплодная земля» (1922), в котором такая же маленькая девочка катится на санках с горы. У Элиота, почти как у Сэлинджера, дело происходит на пороге мировой войны, а сам спуск с горы символизирует расставание с детской невинностью и неминуемое низвержение в бездну, звучит плачем о безвозвратно рухнувшем мироздании. Однако в подаче Сэлинджера полет с горы приобретает жизнеутверждающее значение: благодаря вере Мэтти в Бэйба между братом и сестрой возникает душевная близость, которая сильнее страха. В отличие от Элиота, писавшего свою поэму уже после Первой мировой, Сэлинджер еще не мог знать, будет спуск на санках по Спринг‑стрит последним в жизни Бэйба или нет, но в этой сцене явственно чувствуется надежда, что с войны Бэйб вернется и они с Мэтти еще накатаются на санках.
В третьей сцене «Дня перед прощанием» появляется друг Бэйба Винсент Колфилд; ее темы – дружба и боязнь утраты. Авторское «я» в этой сцене раздвоено: Бэйб выражает отношение Сэлинджера к военной службе и скорому расставанию с домом, а Винсент воплощает собой Сэлинджера‑писателя, сомневающегося, выдержит ли его писательский дар испытание войной. Винсент предстает перед нами молодым человеком, обаятельным и острым на язык – обе черты роднят его с автором рассказа. Кроме того, он тоже писатель, хотя и сочиняет в основном сценарии для мыльных опер.
Комментариев нет