Я усмехнулся.
Неудивительно, что мои солдаты смотрят на энке с такой алчностью и бесконтрольной похотью. Позволю – разорвут…
Пленница спала, чуть вздрагивая во сне, не чувствуя моего взгляда. Ночная тьма нисколько не мешала мне видеть ее.
Если земли Идегоррии способны рождать таких удивительных созданий, то это еще одна причина, чтобы завоевать королевство. Впрочем, причин у меня и без того хватает.
Я отвернулся и пошел в темноту. Сторожевые проводили меня взглядами, но ничего не спросили, конечно.
* * *
Клетка покачивалась, словно палуба корабля. Я отползла от Шерри и села возле прутьев, рассматривая пейзаж. Мы второй день двигались вдоль горного плато, все демоны ехали верхом на ящерах.
С утра нам снова бросили сырого мяса, которое с удовольствием сожрали мои товарищи по несчастью. Да и я, признаться, уже поглядывала на кровяной кусок благосклонно. Но пока держалась. От голода кружилась голова. Но еще больше мучила жажда. Губы потрескались, во рту словно насыпали песка. Шерри тоже нервничала, била себя по бокам хвостом с кисточкой на конце, металась по клетке. Один Ами завис под потолком вниз головой и впал в спячку, уцепившись когтями за решетку.
Это создание могло обойтись без воды целый месяц. В отличие от нас с горной кошкой.
Разок я присела в углу по нужде, воспользовавшись тем, что клетка тряслась в самом конце процессии и на меня никто не смотрел. Скривилась от отвращения к самой себе, но что делать, человеческую природу не изменить. И эта природа настойчиво требовала справления нужды, благо – редко, хотя еды – часто и воды – постоянно.
Я не знала, что делать. Попросить пить? Но тогда арманцы поймут, что я могу говорить. К тому же просить о чем‑то демонов… Все мое нутро протестовало против этого. Но и без воды я долго не протяну. А выжить я должна. Просто обязана. Чтобы отомстить.
Я снова легла на пол, закрыла глаза. Хорошо бы и люди умели впадать в спячку, как пустынные птицы. Но с закрытыми глазами было еще хуже, меня укачивало, и к горлу подкатывала горечь. Не знаю, как я продержалась еще один день. Только снова затряслась от холода, когда солнце зависло над горизонтом, погружая скалы в сумрак. Шерри не хотела меня греть, носилась по клетке. Как и меня, кошку мучила жажда, к тому же ей не нравилось близкое соседство вирххаров. Честно говоря, поведение Шерри меня немного пугало.
Голова болела, на затылке запеклась кровь от удара. И, похоже, я стала впадать в странное состояние отупения, на грани с беспамятством. Стало удивительно все равно, что будет со мной дальше, равнодушие обнимало мягко, но настойчиво, пряча коготки безумия.
Вечер, и в клетку упал еще один кусок мяса. Запах крови защекотал ноздри, и к горлу подкатила тошнота. Я подтянула коленки к груди, не открывая глаза и стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать мерзкого запаха.
Возле клетки послышалось какое‑то движение, шаги. Шерри зарычала.
– Что с ней? – Все же удивительный голос. Каждый раз наполняется новыми оттенками. Вот сейчас в нем скользнул муаровый, словно мягкая весенняя трава. Трава на железе – поразительно.
– Не знаю, повелитель. Дикарка ничего не ест третьи сутки. Даже не прикасается к мясу.
Муаровый голос что‑то прошипел. Я не поняла – язык был мне незнаком, хотя я, как наследница, изучала языки всех родов и более‑менее сносно понимала каждый. Но сейчас не поняла ни слова. Только по интонации догадалась, что Линтар недоволен.
Конечно, жаль так скоро потерять забавную зверушку.
Меня подняли на руки и куда‑то понесли. Шерри огласила скалы протяжным злым рыком. Прохлада сменилась теплом, исчез ветер, а моя спина коснулась пушистого покрывала. И что самое чудесное – на губы капнула влага! Я безотчетно открыла рот, потянулась, распахнула глаза.
– Вот так, – довольно сказал Линтар. И придержал мою голову, приставив к губам горлышко бурдюка. Чистая, холодная вода полилась в горло, и я не сдержала стон наслаждения. Жадно схватила бурдюк обеими руками, желая пить, пить и пить, не останавливаясь, пока не лопну! Но арманец забрал живительную влагу, отодвинулся.
– Много нельзя, – спокойно сказал он. – Мы забыли, что таким, как ты, постоянно нужна вода.
Я облизала потрескавшиеся губы. Конечно, я слышала, что арманцы могут обходиться без жидкости очень долго. Как и вирххары. Тара говорила, что суть этих созданий – огонь. Но понять это было трудно.
Линтар посмотрел на меня и вышел, приказал напоить дикую кошку, и я вздохнула с облегчением. Когда он вернулся, я уже сидела, прислонившись спиной к полотняной стенке шатра. Он протянул мне ветку винограда. Я взяла и стала отрывать ягоды, отправляя их в рот. Мне нужны силы, а значит, я буду есть и пить, пусть даже и из рук врага.
Губы демона чуть изогнулись в усмешке.
– Ты можешь говорить? – спросил он. Я промолчала, не спуская с него глаз.
Он смотрел на меня так же – не мигая.
– Ты носишь одежду и обувь, – негромко сказал арманец. – В твоих волосах заколки. Во дворце ты отдала артефакт перехода парню. Ты вполне разумна, – усмехнулся он, а я безотчетно сжалась. – И вовсе не такая дикая, какой хочешь казаться. В твоих глазах я вижу ненависть и страх. Как тебя зовут?
Я раздумывала, как поступить. Но арманец прав: вряд ли мне удастся долго скрывать свою разумность. К тому же, разговаривая, я смогу узнать и понять больше. Понадеявшись, что арманцы знают о лесных девах так же мало, как и мы, я ответила:
– Ева.
Его ресницы дрогнули, опустились, в желтых глазах блеснуло удовольствие. Надо же, волосы белые, а ресницы – темные.
– Ева… – повторил он протяжно, так что в голосе перелилась лазурь. Словно морская волна на миг закрыла гранит. – Кто ты, Ева?
– Я… никто. Служанка.
– Служанка… – снова протянул он. На лице мужчины не отражались эмоции, и я не могла понять, о чем арманец думает. – Почему не попросила воды?
– Я боялась, – вполне искренне ответила я. – Куда мы едем?
– Ты уже начала задавать вопросы? – усмехнулся он. И сел ближе, так что наши бедра почти соприкоснулись. Я не смогла сдержать инстинктивного страха и отодвинулась. – Откуда у служанки артефакт фойров, Ева?
Он спрашивал спокойно, но я не обманывалась на его счет. Слишком живо перед глазами стояли убитые во дворце, то, как он стоял над отцом, как сидел на корточках перед умирающей Тарой.
Равнодушно. Привычно.
Арманец был жестоким зверем, хищником, который не страшится смерти. Ни чужой, ни своей. И мне стоило быть очень осторожной, чтобы обмануть его.
Комментариев нет