– Ну вот опять! – Мартино смотрит на меня внимательно.
– Что такое? – спрашиваю с удивлением.
– Это странное выражение, которое появляется у тебя время от времени. Я его снова заметил. Ты вдруг куда‑то пропадаешь, будто улетаешь вслед за какой‑то далекой нереальной мечтой. Так же было несколько минут назад, когда ты остановилась посреди улицы.
Он оглядывает меня прищуренными глазами.
– Ты кажешься грустной, Элена. Будто какая‑то тайная боль мучает тебя.
Его слова проникают в глубину души, потому что это правда. Я осознаю, что в моем сердце еще зияет открытая рана – Леонардо. Хотя мне сложно признать это, но она пока не затянулась и, возможно, никогда не излечится до конца.
– Этого мне никто не говорил, – отвечаю, маскируя волнение улыбкой.
– Для меня это звучит как комплимент, – замечает Мартино, улыбаясь в свою очередь. – Эта странная грусть делает тебя еще красивее.
Он краснеет – стесняется за вылетевшие ненароком слова.
– Ну, спасибо! Будем считать, что твои слова – первый подарок на сегодня!
Я смеюсь, пытаясь преодолеть неловкость, и поднимаюсь:
– Уже поздно. Мне лучше вернуться, а то наслушаюсь потом от Паолы.
– Да, пойдем!
Мартино не настаивает на большем и в спешке собирает свои вещи. На сегодня он и так слишком далеко зашел.
* * *
Когда я возвращаюсь домой ближе к вечеру, обнаруживаю, что Филиппо ждет меня там, разлегся с прикрытыми глазами на диване, голова покоится на подушке с черно‑белой репродукцией Манхэттена. Он уже снял галстук и пиджак и бросил их на кресло, ворот рубашки расстегнут. Похоже, спит, но вдруг замечаю, как двигается босая ступня, слышу, как он напевает вполголоса «Виа кон ме» Паоло Конте – одну из наших самых любимых песен. В ушах у Филиппо наушники, которые я раньше не заметила.
Смотрю на него пристально почти минуту. Красивое лицо освещено мягким светом, его созерцание вселяет в меня чувство покоя. Наверно, я и правда счастлива, впервые в жизни. Счастлива принадлежать ему, быть в этом месте, счастлива тем, что меня окружает. Как только я приближаюсь к дивану, Филиппо резко открывает глаза, потягивается с улыбкой и говорит:
– С днем рождения, Биби.
– Спасибо, Фил! Хотя ты уже поздравил меня утром… – отвечаю тихо, опуская сумку на ковер в горошек.
Филиппо вздыхает и разводит руки.
– Иди сюда, обними меня! – Он притягивает меня к себе, и я падаю на его горячее тело. Мой любимый нежно целует меня в губы, потом достает из‑под подушки белый конверт с нарисованной на нем маргариткой.
– Это тебе, – шепчет с широкой белозубой улыбкой.
Открываю конверт и нахожу в нем купон на выходные в Тоскане.
– Ух ты, Фил, спасибо! Ну что, пойдем? – говорю, крепко обнимая его. Вот это сюрприз… Страстно целую его, представляя себе вечер, который мы проведем вместе, только мы вдвоем, поедая вкусности и занимаясь любовью.
Но сюрприз ко дню рождения на этом не закончен. Филиппо организовал в мою честь ужин с друзьями в одном из лучших ресторанов Рима.
– Тридцать – это тридцать, – подчеркивает эмоционально, – надо отпраздновать как следует… мне казалось, что это минимум, что я могу сделать.
– Осторожно… ты не слишком меня балуешь?
На самом деле я бы предпочла, чтобы мы провели вечер вдвоем, но вообще это тоже замечательная мысль, и я не собираюсь разрушать его планы. Обхватываю его голову руками и покрываю лицо мелкими поцелуями.
– Я счастлива, счастлива. Потому что у меня есть ты!
– Я тоже, Биби. – Он проводит пальцами по моим волосам. – И если уж быть честным до конца, то я счастлив, что ты перестала быть вегетарианкой. Раньше было сложно пригласить тебя куда‑нибудь.
Улыбаюсь, вспоминая все странности, которые верному другу пришлось вытерпеть во время обедов и ужинов за долгие годы нашего знакомства. Это был мой пунктик. В вегетарианстве я была педантичной и занудной, как никто… Хорошо, что я изменилась!
– Ты единственная, кого я знаю, кто переменил свое мнение в этой сфере так резко, – продолжает Филиппо, когда мы встаем с дивана. – Я так и не понял, что такого с тобой произошло?
– Я и сама не поняла.
Отделываюсь улыбкой, но навязчивые и вездесущие мысли о Леонардо не оставляют меня. Если бы я не встретила его, наверное, сейчас по‑прежнему была бы вегетарианкой. Была бы прежней Эленой. И мой мир остался бы черно‑белым – без вкуса, без плоти, без запаха.
* * *
Перед тем как выйти, нахожу время, чтобы пообщаться с Гайей по скайпу. После шуток по поводу моего тридцатилетия (ей будет тридцать только через шесть месяцев, поэтому она может считать себя девчонкой), она рассказывает мне последние новости своих отношений с Беллотти – тем велосипедистом. Ее пикантные, красочные рассказы всегда придают мне чувство здоровой эйфории. Ведь мы с ней будто связаны: я счастлива, если она счастлива. Не хочу, чтобы она наделала глупостей ради типа, который не очень мне нравится и, возможно, совсем ее не заслуживает.
– Ну, так что, вы виделись или нет? – спрашиваю, умирая от любопытства.
– Да. Один раз, – отвечает подруга, накручивая на палец блондинистую прядь. Замечаю, что ногти у нее накрашены красным лаком, любимым цветом Беллотти (она всегда не устает это повторять).
– А где, можно спросить?
– Я приехала к нему в его квартиру в Монте‑Карло, незадолго до начала велопробега. Мы занимались любовью всю ночь. И весь следующий день.
Зеленые глаза светятся искренней радостью.
– Эле, это было потрясающе!
Когда у Гайи на лице это особенное выражение, дальше расспрашивать бесполезно. Видимо, Самуэль Беллотти не только красавец, но еще и феномен в постели.
– И теперь?
– А теперь он недоступен, – вздыхает Гайя. – Утверждает, что мы не можем видеться во время Джиро д’Италия. И запретил мне приезжать к нему. Говорит, что я могу отрицательно повлиять на его результаты в соревнованиях.
– Вот сволочь!
– Ну, его можно оправдать, это приказ менеджера команды! Так что до середины июня могу забыть о нем, – Гайя пожимает плечами. – Но ты знаешь, с той ночи мы созваниваемся намного чаще!
– Это хорошо.
Может быть, у Беллотти серьезные намерения, но я не очень в этом уверена. И спрашиваю Гайю:
– А о Брандолини ты иногда вспоминаешь? Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Иногда. Кстати, я его встретила на Риальто пару дней назад.
Она дотрагивается до лба, будто эта мысль ставит ее в сложное положение.
Комментариев нет