— Это из-за новых соседей?

Карла проницательно смотрит на меня. Я никогда не лгала маме. Причин на это не было, да и я даже не знаю, как это делать. Но что-то подсказывает мне, что нужно сделать.

— Я просто много читала. Ты знаешь, как может меня увлечь хорошая книга. — Голос у меня настолько успокаивающий, насколько это возможно. Не хочу, чтобы она беспокоилась. Она и без этого достаточно обо мне беспокоится.

Так как по-французски «лгунья»?

— Ты не голодна? — спрашивает через несколько минут мама и прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу.

— Жара нет. — Она ненадолго задерживает руку на лбу.

Я уже как раз собираюсь уверить ее, как звонит дверной звонок. Это происходит так нечасто, что я не знаю, что и думать.

Звонок звонит снова.

Мама наполовину привстает со стула.

Карла встает полностью.

Звонок звонит в третий раз. Я безо всяких на то причин улыбаюсь.

— Хотите, чтобы я открыла, мадам? — спрашивает Карла.

Мама отмахивается.

— Оставайся здесь, — говорит она мне.

Карла передвигается и встает за моей спиной, слегка придавливая меня за плечи. Я знаю, что должна остаться здесь. Знаю, что от меня этого ждут. Несомненно, и я жду, но почему-то сегодня не могу. Мне нужно знать, кто это, даже если это просто сбившийся с пути путешественник.

Карла дотрагивается до моего предплечья.

— Твоя мама сказала оставаться здесь.

— Но почему? Она просто слишком осторожничает. Кроме того, она не позволит никому миновать тамбур.

Она уступает, и я устремляюсь по коридору, преследуемая Карлой.

Тамбур это небольшая герметичная комната, прилегающая к входной двери. Она непроницаема для воздуха, поэтому никакой потенциальный вредный фактор не просочится в дом, когда открыта входная дверь. Я прижимаюсь к ней ухом. Сначала из-за воздушных фильтров я не слышу ничего, но затем слышу голос.

— Моя мама прислала вам Бундт.[2] — Голос глубокий, спокойный и определенно удивленный. Мой мозг обрабатывает слово «Бундт», пытаясь представить себе, на что это похоже, как вдруг до меня доходит, кто стоит у двери. Олли.

— Дело в том, что мамины Бундты не очень вкусные. Они ужасные. Совершенно несъедобные, почти несокрушимые. Но это между нами.

Еще один голос, который принадлежит девочке. Его сестра?

— При каждом переезде она заставляет нас нести кекс соседям.

— Ох. Что ж. Вот это сюрприз, да? Очень мило. Пожалуйста, поблагодарите ее за меня.

Нет никакого шанса, что этот кекс Бундт прошел соответствующую требованиям проверку, и я чувствую, что мама пытается придумать, как сказать им, не раскрывая правды обо мне, что она не может взять кекс.

— Извините, но я не могу его принять.

Напряженная тишина.

— Так вы хотите, чтобы мы отнесли его обратно? — спрашивает недоверчиво Олли.

— Ну, это грубо, — говорит Кара. Похоже, она злится и уступает, словно прогнозировала разочарование.

— Мне так жаль, — снова говорит мама. — Это сложно. Мне правда очень жаль, потому что это так мило с вашей стороны. Пожалуйста, поблагодарите маму за меня.

— Ваша дочь дома? — спрашивает очень громко Олли прежде, чем она может закрыть дверь. — Мы надеемся, что она сможет показать нам местные достопримечательности.

Мое сердце ускоряется, и я могу чувствовать, как оно пульсирует по моим ребрам. Он только что спросил про меня? Никто из незнакомцев не забегал ко мне прежде. Если не считать маму, Карлу и моих репетиторов, то мир едва знает, что я существую. Я имею в виду, я существую в сети. Там у меня есть друзья и рецензии книг на Тамблере, но это не то же самое, что быть настоящим человеком, к которому могут приходить странные парни с кексами Бундт.

— Извини, но она не может. Добро пожаловать в наш район, и еще раз спасибо.

Входная дверь закрывается, и я, отступив, жду маму. Она должна остаться в тамбуре, пока фильтры не очистят внешний воздух. Через минуту она заходит в дом. Сначала она меня не замечает. Просто стоит спокойно, закрыв глаза и слегка опустив голову.

— Извини, — говорит она, не поднимая голову.

— Я в порядке, мам. Не беспокойся.

И в тысячный раз я снова понимаю, насколько тяжела для нее моя болезнь. Я знаю только один мир, но до меня у нее были мой брат и мой папа. Она путешествовала и играла в футбол. У нее была нормальная жизнь, которая не включала в себя затворничество в пузыре ежедневно в течение четырнадцати часов с больной дочкой-подростком.

Я держу ее и позволяю ей держать меня еще несколько минут. Ей тяжелее принять это разочарование, чем мне.

— Я заглажу перед тобой вину, — говорит она.

— Тебе нечего заглаживать.

— Я люблю тебя, милая.

Мы отходим обратно в столовую и быстро доедаем ужин — большей частью, молча. Карла уходит, и мама спрашивает, хочу ли я обыграть ее в Почетной Угадайке, но я прошу перенести это на другое время. Настроения у меня для этого нет.

Вместо этого, я направляюсь наверх, мысленно представляя, какой же на вкус кекс Бундт.

ОТВЕРЖЕНИЕ

Вернувшись в комнату, я сразу иду к окну. Его отец вернулся с работы домой, и что-то не так, потому что он злой и с каждой секундой становится все злее. Он отбирает у Кары кекс и с силой швыряет его в Олли, но Олли слишком быстрый, слишком грациозный. Он уворачивается, и кекс падает на землю.

Удивительно, что Бундт кажется невредимым, но тарелка осколками рассыпается по подъездной дорожке. Из-за этого его отец становится еще злее.

— Уберите это. Уберите прямо сейчас. — Он врывается в дом. Мама следует за ним. Кара качает головой и что-то говорит Олли, который ссутуливается. Олли стоит и несколько минут смотрит на кекс. Затем исчезает в доме и возвращается с веником и совком. Он не торопится и дольше чем нужно сметает разбитую тарелку.

Когда дело сделано, он забирается на крышу, забрав с собой Бундт, и проходит еще один час прежде, чем он возвращается в свою комнату.

Я прячусь как обычно за занавеской, и внезапно мне не хочется прятаться. Включаю свет и возвращаюсь к окну. Я даже не думаю о том, чтобы глубоко вдохнуть. Это не поможет. Распахиваю занавеску и вижу, что он уже стоит у окна, глядя прямо на меня. Он не улыбается. Он не машет. Вместо этого, он тянет руку вверх и запахивает штору.