Несмотря на ворчание и замысловатый окрас волосяного покрова, работала Лариса на удивление быстро, и размышления вслух никак не сказывались на скорости внесения поправок в текст. «Сто лет назад…» Надо же, с усмешкой подумала Настя, откуда она может знать, что было в докомпьютерную эру, она же небось пишущую машинку только в кино видела.
– Лариса, а вы давно работаете на кафедре?
– Да сто лет! – Вероятно, это был универсальный временной измеритель, которым определялись любые сроки больше недели. – Как после школы пришла, так и работаю.
– Значит, недавно, – с улыбкой уточнила Настя. – Вы же совсем молоденькая.
– Кто, я молоденькая?! – Лариса расхохоталась. – Ну вы даете! Я просто хорошо выгляжу. Я здесь с девяносто второго года корячусь. Шестерых начальников кафедры пересидела. Столько лекций, пособий и монографий по криминологии за это время напечатала, что знаю предмет лучше их всех, – она мотнула головой в сторону кабинетов, – вместе взятых. Думаете, я не знаю, почему каждый из них в список литературы свои правки вносит?
– И почему же?
– Да потому, что каждый хочет, чтобы слушатель готовился к семинарскому занятию по книжке, где этот профессор или главу написал, или на его труды постраничные ссылки есть. Честолюбия‑то выше крыши, а отдуваться мне. Вот бумагу всю изведу на этот план, будь он неладен, а потом ко мне же претензии, мол, почему протокол заседания кафедры не напечатан и в дело не подшит. Или почему фондовая лекция до сих пор не сделана, ее уже три дня как обновили, а обновленного варианта в папке нет. И снова я виновата. А кто‑нибудь из них хоть одну пачку бумаги принес на кафедру? Фигушки! Это я должна заявку писать на бумагу, по инстанциям с этой заявкой носиться, высунув язык, все подписи собрать, снабженцам отдать и ждать, пока они закупят и привезут.
Настя сочувственно покивала. Она прониклась трудностями лаборантки Ларисы, но еще больше авансом пожалела себя: если здесь действительно такие тщеславные ученые, то ей придется ой как нелегко.
– Не знаете, Олег Антонович скоро освободится? – уныло спросила она.
– У него посетитель, – строго ответила Лариса.
Это Настя уже слышала с самого начала. Но хотелось бы понимать, надолго ли.
Запас гневливости у лаборантки иссяк, она продолжала работать молча, и тишину в комнате нарушала только навязшая в зубах за последний год ария «Belle» из популярного мюзикла, негромко доносящаяся из стоящего на подоконнике приемника.
Распахнулась дверь кабинета начальника кафедры, Настя вздрогнула и машинально съежилась. Он был одним из членов комиссии, принимавших у нее кандидатский экзамен, и она до сих пор не могла без ужаса и отвращения к себе самой вспоминать эту историю.
– Олег Антонович у себя? – спросил он Ларису, пройдя мимо Насти как мимо пустого места. – Опять у нас на коммутаторе все телефоны переклинило, никому дозвониться невозможно.
– На месте, – ответила Лариса, не отрываясь от работы. – Сказать, чтобы зашел к вам?
– Я сам зайду. А ты сходи к телефонистам, узнай, что там случилось.
– Хорошо, Николай Андреевич, сейчас схожу.
Лариса выпорхнула в коридор, начальник кафедры зашел в кабинет к Городничему, пробыл там не больше минуты и вернулся к себе. Дверь в кабинет профессора оказалась притворенной не до конца, и до Насти стали доноситься голоса. Тенорок Городничего она узнала сразу, а вот второй голос показался ей смутно знакомым. Она могла бы дать голову на отсечение, что несколько месяцев назад слышала этот голос, и не один раз. Но обладателя его вспомнить никак не могла.
– Почему я опять должен решать твои проблемы? – недовольно и устало говорил профессор.
– Потому что сам я не могу их решить. Если бы я мог сам это сделать, я бы вас не грузил. Ну? Поможете?
– Да черт с тобой. Давай, что там у тебя.
– Вот, все как вы велели. В этом конверте документы, в этом – все остальное.
– И много этого… – Насте показалось, что Городничий усмехнулся, – остального, как ты выражаешься?
– Сколько в прошлый раз, столько и сегодня. Или цены выросли?
– Весь народ уже давно на евро перешел, а ты небось все по старинке в долларах считаешь?
– Посчитайте, сколько нужно еще, я добавлю.
– Я тебе не бухгалтер, вот возьми калькулятор и сам считай.
Ой как интересно! Это что же, профессор Городничий взятки берет?
Или осуществляет посредничество, разумеется, небескорыстное? И опять же интересно, за что может брать взятки профессор кафедры криминологии высшего учебного заведения системы МВД? И еще интереснее, кто же это такой со знакомым голосом эту самую взятку ему дает?
– Ладно, с этим решили, – послышался профессорский тенорок. – И когда только закончится этот бардак в стране, хотел бы я знать! Все кругом воруют, вся политика – это борьба за место, на котором можно побольше украсть. Вот ты, кстати, за кого голосовал на выборах?
– Я четырнадцатого марта сутки дежурил, – отозвался знакомый голос. И отозвался, как Насте показалось, слишком уж поспешно.
– Вот! Поразительное дело! Кого ни спрошу – никто голосовать не ходил, ни один сотрудник нашей кафедры, ни один мой знакомый! А нам втюхивают, что явка избирателей была достаточно высокой, чтобы считать выборы состоявшимися. А? Каково? Кто же тогда голосовал, если никто на участки не ходил? А ты заметил, какой у председателя Центризбиркома вид был ночью, после голосования?
– Нормальный был вид, как у человека, который устал. Какой вы хотите, чтобы у него был вид ночью‑то, да после напряженного рабочего дня?
– Вот именно что после напряженного. Работы, видно, было много. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю, понимаю. Ну, спасибо за помощь, я побегу. Служба как‑никак.
Они вышли вдвоем. Профессор Городничий, точно так же, как незадолго до этого начальник кафедры, прошел мимо Насти, полностью ее проигнорировав, и скрылся в кабинете руководства. А в посетителе Настя узнала следователя Недбайло, вместе с которым несколько месяцев назад работала по делу об убийстве жены предпринимателя. И насколько Настя могла припомнить, четырнадцатого марта он вовсе даже и не дежурил, поскольку именно в день выборов Президента она была в составе оперативно‑следственной группы на выезде на место тройного убийства, случившегося аккурат на той территории, на которой работал Артем Недбайло, и дежурным следователем в тот день был совсем другой сотрудник. А врать‑то нехорошо, некрасиво, как сказал бы любимый Настин коллега Сережа Зарубин.
В отличие от профессора, Недбайло не стал делать вид, что не заметил Настю или не узнал ее. Более того, он даже, кажется, обрадовался встрече.
– Анастасия Павловна! Какими судьбами?
– Я к Олегу Антоновичу пришла. Буду пытаться под его руководством написать диссертацию. А вы, Артем Андреевич?
Комментариев нет