– Наверное, и, ну просто наудачу, ты можешь написать первую букву заглавную, а вместо цифры написать слово «девять»?
– Я бы так не написал, – сказал Джейкоб.
– Нет?
– Нет. Мы всегда пишем его одинаково.
– А ты попробуй.
Джейкобу хотелось выскочить из этого детского сна ужасов, но в то же время ему хотелось быть ребенком.
– Но я бы так не написал.
– Почем знать, кто бы что сделал на самом деле? Возьми и проверь.
Джейкоб бросил взгляд на телефон, на свои пальцы, сжимавшие его, на дом, давивший со всех сторон, и Джулию, и в мгновенном порыве – столь же безотчетном, как подскок ноги после удара молоточком по колену, – швырнул телефон в окно, разлетевшееся вдребезги.
– Я думал, оно открыто.
А потом – тишина, сотрясшая стены.
– Ты думаешь, я не знаю дороги к нам на лужайку? – спросила Джулия.
– Я…
– Трудно тебе было задать пароль посложнее? Такой, чтобы Сэм не смог отгадать?
– Сэм копался в телефоне?
– Нет. Но лишь потому, что ты невероятно везучий.
– Ты уверена?
– Как ты мог все это писать?
– Что именно?
– Вот об этом говорить уже поздно.
Джейкоб знал, что момент упущен, и впитывал щербины на разделочной доске, кактусы между раковиной и окном, детские рисунки, приклеенные синей изолентой над мойкой и столом.
– Эти сообщения ничего не значат, – сказал он.
– Мне жаль того, кто способен сказать так много ничего не значащих слов.
– Джулия, дай мне возможность объяснить.
– Почему ты не можешь ничего не значить для меня?
– Что?
– Ты кому‑то, а не матери своих детей, говоришь, что хочешь слизать свою сперму с ее очка, а единственный, кто заставляет меня почувствовать, что я красивая, – это чертова корейская флористка из лавки, которая даже и не флористка.
– Я мерзавец.
– Даже не начинай.
– Джулия, наверное, поверить трудно, но это была только переписка, и все.
– Поверить как раз легче легкого. Никто лучше меня не знает, что ты не способен на настоящее и смелое отступничество. Я‑то знаю, для размазни вроде тебя это уже чересчур – на самом деле лизать кому‑нибудь дырку в жопе, хоть вымазанную спермой, хоть нет.
– Джулия…
– И что, ты думаешь, теперь будет? Ты решил, что можешь говорить и писать все, что хочешь? Это, возможно, сходило с рук твоему отцу. Возможно, у твоей матери не хватает силы воли отказаться терпеть свинство. А я не собираюсь. Есть приличное и неприличное, это разное. Добро и зло разные. Ты этого не знаешь?
– Конечно, я…
– Нет, ты, конечно, не знаешь. Ты пишешь женщине, которая тебе не жена, что ее тугая шмонька тебя не заслуживает?
– Я не это на самом деле написал. И это было в контексте…
– И ты, выходит, вовсе не хороший человек, и не существует контекста, в котором такие слова были бы допустимы.
– Джулия, это был миг слабости.
– А ты забыл, что так и не удалил свою писанину? Что хранил всю переписку? Это был не миг слабости, а слабость личности. И пожалуйста, перестань повторять мое имя.
– Там все кончено.
– А хочешь знать, что хуже всего? Меня это даже не волнует. Самое печальное в этой истории – то, что совсем не опечалилась.
Джейкоб не поверил ее словам, но не поверил и тому, что она могла их произнести. Притворство, что их связывает, позволяло мириться с отсутствием любви. И вот теперь Джулия все расставила по своим местам.
– Послушай, я думаю…
– Сперму слизать с ее очка? – Она рассмеялась. – Ты? Ты же трус и сдвинут на микробах. Ты просто хотел это написать. Что хорошо. Даже отлично. Но признай иронию ситуации. Ты желаешь хотеть какой‑то перенасыщенной сексом жизни, ну, а что тебе на самом деле нужно, так это мешок от микробов для прогулочной коляски, фильтр для воды, и даже свое высушенное, без оральных ласк существование, потому что это позволяет не тревожиться об эрекции. Господи, Джейкоб, да ты с собой носишь пачку салфеток, чтобы не пользоваться туалетной бумагой. Так ли ведет себя человек, который хочет слизать сперму с чьего бы то ни было очка?
– Джулия, перестань.
– И к слову, даже если ты окажешься в такой ситуации, с настоящим очком настоящей женщины, заполненным твоей настоящей спермой и манящим твой язык? Знаешь, что ты сделаешь? У тебя начнется твоя смешная тряска рук, рубашка насквозь промокнет от пота, ты утратишь свою желейную четвертинку эрекции, и тебе еще повезет, если и такая будет, а потом, скорее всего, уползешь в ванную смотреть несмешные видео для инфантилов на «Хаффингтон‑пост» или в очередной раз слушать восхваления морских черепах на «Радиолабе». Вот что будет. И она поймет, что ты трепло, как, собственно, и есть.
– Рубашки‑то на мне не будет.
– Что?
– Рубашка не промокнет от пота, потому что на мне ее не будет.
– Ебучие подлые слова ты сейчас сказал.
– Не выводи меня.
– Ты серьезно? Не может быть. Ты не мог это сказать всерьез. – Она, без всякой видимой причины, повернулась к раковине. – А ты думаешь, ты один такой, кто хочет пуститься во все тяжкие?
– Ты хочешь завести роман?
– Я хочу, чтобы все рухнуло.
– У меня нет романа, и я не хочу, чтобы все рухнуло.
– Сегодня я видела Марка. Они с Дженнифер разводятся.
– Чудесно. Или ужасно. Что я должен сказать?
– И Марк со мной заигрывал.
– Что ты затеяла?
– Я чересчур тебя оберегала. Щадила тебя, как неоперившегося птенца. Не говорила каких‑то совершенно невинных вещей, которые бы тебя раздавили, хотя не дают и малейшего повода огорчаться. Ты думаешь, у меня не бывает фантазий? Думаешь, когда мастурбирую, я только тебя и представляю? Да?
– К чему ты это говоришь?
– Хотела я где‑то в глубине души сегодня трахнуться с Марком? Да. Строго говоря, этого хотела во мне каждая часть тела, что ниже мозга. Но я не сделала этого, потому что не стала бы вообще, потому что не такая, как ты…
– Джулия, я ни с кем не трахался.
– Но я хотела.
Джейкоб второй раз за время разговора повысил голос:
– Черт, да чем это воняет?
– Твой пес, как всегда, нагадил в доме.
– Мой пес?
– Да, пес, которого ты взял домой вопреки нашей четкой договоренности не заводить собак.
– Это дети захотели.
– Дети хотят, чтобы им в руки воткнули капельницы с растаявшим пломбиром, а мозги замочили в ванне с семенем Стива Джобса. Быть хорошими родителями не значит потакать любым прихотям.
– Они тогда были чем‑то расстроены.
– Всех что‑нибудь да расстраивает. Перестань перекладывать все на детей, Джейкоб. Тебе хотелось быть героем, а меня выставить злодейкой.
Комментариев нет