Итамар перестал заезжать за ней, но они по-прежнему вместе — время от времени я встречаю их в городе. Однажды он явился в середине дня — стремительно промелькнул мимо меня, подошел к Лене, что-то проговорил… Отошла к стойке бара, и пока он говорил, стояла неподвижно, опустив голову. Появился Стенли, посмотрел в их сторону. Я думал, что он уйдет, но вместо этого, сделав несколько легких вкрадчивых шагов, приблизился к ним… Я не расслышал, что он сказал, но Итамар коротко хохотнул. «Я рад, что ты проявляешь заботу о ней!» — проговорил он громко и бросился вниз по ступеням, через двор и на улицу. Глухо стукнула створка ворот.
Воображение мое тут же принялось рисовать ужасные сцены: вот Итамар подстерегает Стенли, когда тот идет домой, и из темноты, короткой очередью из автомата, убивает соперника. Или врывается в кабинет Стенли на втором этаже (в тот час, когда Стенли отпускает меня, а Махмуд, Фаяд и Али уходят на дневной перерыв) и в разгар невыносимо-сладострастной сцены расстреливает неверную вместе с ее неугомонным любовником! Но ничего не произошло: Лена и Стенли по-прежнему игриво-нежны друг с другом, а Итамар прогуливает вечерами Лену по Яффо и Кинг-Джордж, нежно обнимая за тонкую талию, обтянутую короткой юбчонкой, и Лена клонит к его плечу голову со светлыми пушистыми волосами.
Проснулся утром от холода. Окно оставалось открытым. Включил обогреватель. На улице — не больше 13–15 градусов. Словно живешь прохладным летом на подмосковной даче: давай потеплее оденемся перебежим на кухню я согрею воду полью тебе. Природа умирает на глазах, и это называется — осень.
Ночами тесно прижимаемся друг к другу, и под утро, когда от тепла набухает затекший член, она в полусне раздвигает ноги… После нескольких минут легкой акробатики снова затихаем, прислушиваясь к дыханью дочки: не разбудили ли? Может быть что-то слышала да маленькая еще ничего не поняла. Окна запотели, сквозь них пробивается свет — желтое пятно, которое все увеличивается, но сегодня не различишь, как, выступая из тьмы, трутся о раму ветви орешника, спи, в другой раз…
Утром — холод и резь в сердце. Снился огромный, полный людей вокзал, где мы искали друг друга. Назначили встречу у какой-то двери при входе, но двери не оказалось: бесконечные перроны, толкучка, неразбериха. В отчаяньи подумал: так мы никогда не встретимся! И от рези проснулся. Дома нет — даже пустой подмосковной дачки, где молодой муж в первый раз в жизни разжигал печь, рубашка пропахла дымной горечью, руки — в саже по локоть.
У каждого — свои воспоминанья, и зачем прибавлять к бесконечной их череде — свои? Не мне одному хочется, уходя навсегда, оставить засечку на стволе орешины или даже — пусть — на стене полуосыпавшейся, трухлявой кухонной веранды: здесь были Женя и Таня, не поминайте лихом. Давай оденемся потеплее, перебежим на кухню я подогрею воду полью тебе…
Высокий молодой человек в темно-сером пиджаке и такого же цвета шляпе вышел из подъезда дома № 52 по улице Невиим и свернул в проулок, ведущий к Яффо… Вдруг остановился и, нагнувшись, поправил шнурок, который, однако же не имел никакого намерения развязываться. Взгляд назад из-под полей шляпы, надвинутой на лоб… Никто не шел за ним. Или на сей раз преследователь был опытнее?
Марк (таково имя нашего героя) продолжил путь и вышел на Яффо, которая в это пятничное утро была полна народу. Марк двинулся к рынку. По мере приближения к нему все чаще мелькали куфии и медные от загара лица, а воздух, казалось, загустел от пота. У входа на рынок стояли, напряженно вглядываясь в круговорот толпы, двое солдат с винтовками наперевес — сикхи в белых чалмах. Возле них, расположившись на тротуаре, нищий отчаянно гремел жестяной банкой. Марк взглянул на часы — и пошёл вдоль рядов, с трудом пробивая дорогу в толпе. Вдруг резко изменив направление, свернул в боковой ряд и вышел на Агриппас. Остановился возле лотка с гранатами. Они лежали горкой — перезрелые, с сухой обветренной кожей. Кое-где она лопнула, и сквозь нее проступил бордовый сок. Не слушая подростка-араба, словно встревоженная птица, возбужденно чирикавшего над ним, посмотрел через плечо. Тот, кого он ждал, должен был вот-вот появиться… Полная женщина с сеткой, из которой выглядывает рыбий хвост, молодуха-марокканка, бренчащая золотыми браслетами… А, вот! Неужели — он? В проходе возник худой парень в выцветшей майке. Он осторожно двигался вперед, водя перед собой длинной палкой. Глаза его, задранные вверх, были скрыты темными круглыми очками. Марк положил гранат на прилавок и, не обращая внимания на отчаянное верещанье продавца, медленно двинулся вниз по Агриппас. Парень шел за ним, раскачиваясь из стороны в сторону, поводя палкой. Марк остановился. Остановился и слепой… Марк свернул в проход между домами. Вдруг стало оглушительно тихо, словно в кинотеатре вырубили звук, и в тишине отчетливо-резко зазвучали удары палки по каменной мостовой.
Марк шагнул вправо и оказался во дворике. Белые стены дома были покрыты диким виноградом. Чугунная, с витыми перилами лестница круто вздымалась вверх, где, полускрытая листьями, виднелась дверь. Рядом, под распахнутым настежь окном, на веревке сушилось белье. Поравнявшись со входом во двор, преследователь остановился… Схватив за руку, Марк резко дернул его на себя, но тот неожиданно ловко увернулся и, подняв палку, двинулся на Марка. На конце ее сверкнул узкий клинок. Противник сделал выпад, словно это была не палка, а рапира, но Марк успел отскочить. Клинок с силой врезался в стену, осыпав плечи Марка белой штукатуркой. Марк ударил преследователя в лицо. Тот осел на землю, выронив из рук палку. Еще один мощный короткий удар — и он распластался на земле. Очки соскочили. Блеклое лицо с веснушками задрано вверх. Тяжелое дыханье. Марк склонился над ним В карманах, наверняка, ничего нет, но проверить все же надо. Что-то мешало, словно давило на затылок. Марк обернулся — перегнувшись через подоконник второго этажа, на него смотрел человек… Лицо, заросшее неопрятной щетиной, растрепанные седые волосы… Марк перешагнул через распластанного противника, вышел в проулок и снова оказался на Агриппас.
Он торопливо шел, едва не натыкаясь на прохожих, пока не достиг перекрестка Кинг-Джордж, остановился перед полуоткрытой дверью, из которой наплывал сизый кофейный дымок, и коротким тычком распахнув дверь, вошел внутрь. Он оказался в темном и узком помещении, в дальнем конце которого, возле жаровни с раскаленными углями сидел араб в грязном переднике, плотно облегавшем его огромный живот. На жаровне медно посверкивали кофейники разных размеров. Комната была пуста.
Комментариев нет