– Все равно, – сказал Филипп, приглаживая волосы, – мой кузен Карл не хорош лицом, но очень храбр и дрался, как немецкий рейтар. И если еще будет так же драться, то непременно выиграет сражение… как при Рокруа…
– Но у него нет войска, – заметил шевалье де Лоррен.
– Союзник его, король голландский, даст ему войско. О, я послал бы ему солдат, если бы был королем Франции.
Людовик XIV вспыхнул. Мазарини притворился, что поглощен игрою.
– Теперь, – продолжал граф де Гиш, – судьба несчастного принца свершилась. Он погиб, если Монк обманул его. Тюрьма, а может быть, смерть, довершит его несчастья, начавшиеся с изгнания, битв и лишений. Мазарини нахмурил брови.
– Правда ли, что его величество Карл Второй покинул Гаагу? – спросил Людовик XIV.
– Совершенная правда, ваше величество, – отвечал граф. – Отец мой получил письмо, в котором его уведомляют об этом отъезде со всеми подробностями. Известно даже, что король сошел на берег в Дувре. Рыбаки видели, как он направился в порт. Но все дальнейшее – пока тайна.
– Как бы я хотел знать, что было дальше! – с жаром вскричал Филипп Анжуйский. – Вы, верно, знаете, братец?
Людовик XIV опять покраснел – в третий раз в продолжение часа.
– Спросите у кардинала, – отвечал он таким голосом, что Мазарини, Анна Австрийская и все гости посмотрели на него.
– Это значит, сын мой, – сказала Филиппу с улыбкой Анна Австрийская, – что король не любит говорить о государственных делах вне совета.
Филипп покорно выслушал замечание и, улыбаясь, низко поклонился брату, потом матери.
Но Мазарини заметил, что в дальнем углу комнаты составляется группа и что герцог Анжуйский, граф де Гиш и шевалье де Лоррен, лишенные возможности рассуждать громко, могут потихоньку сказать больше, чем нужно. Он бросал на них недоверчивые и беспокойные взгляды, намекая Анне Австрийской, что надо прервать это тайное совещание, как вдруг Бернуин вошел в дверь, за кроватью кардинала, и шепнул ему на ухо:
– Посол от его величества английского короля.
Мазарини не мог скрыть своего удивления, которое тотчас же заметил король. Не желая быть нескромным и в то же время показаться лишним, Людовик XIV немедленно встал и, подойдя к кардиналу, простился с ним.
Гости поднялись; послышался шум отодвигаемых стульев и столов.
– Устройте так, чтобы все постепенно разошлись, – сказал Мазарини тихо Людовику XIV, – и соблаговолите остаться у меня еще несколько минут. Я кончаю дело, о котором теперь же, сегодня вечером, желал бы переговорить с вашим величеством.
– И с королевами? – спросил Людовик.
– Да, и с герцогом, – отвечал кардинал.
С этими словами он приподнялся на своей постели, и полог, спустившись, закрыл ее. Кардинал, однако, не забыл о заговорщиках, которые стояли в углу комнаты.
– Граф де Гиш, – позвал он слабым голосом, в то время как за опущенным пологом Бернуин подавал ему халат.
– Я здесь, – отвечал граф, подходя.
– Сыграйте за меня, вы очень счастливы… Выиграйте мне побольше у этих господ.
– Извольте, монсеньор.
Молодой человек сел за стол, откуда король перешел к королевам и заговорил с ними.
Между графом и несколькими придворными завязалась крупная игра.
Филипп Анжуйский разговаривал о модах с шевалье де Лорреном, а за пологом кровати уже не было слышно шелеста шелковой одежды кардинала.
Мазарини вслед за Бернуином вышел в соседнюю комнату.
XL. Государственное дело
Перейдя в свой кабинет, кардинал увидел там графа де Ла Фер, который ждал его, внимательно рассматривая картину Рафаэля, висевшую над поставцом, украшенным серебром и золотом.
Кардинал вошел легко и бесшумно, как тень, и тотчас взглянул на графа, желая, как всегда, по выражению лица собеседника угадать характер разговора.
Но на этот раз он ошибся. Он ровно ничего не прочел на лице Атоса и не заметил даже того почтения, которое привык видеть всегда и у всех.
Атос был одет в черное платье, скромно вышитое серебром. Он носил знаки Подвязки, Золотого Руна и Святого Духа – трех высших орденов; соединенные вместе, они бывали только у королей или у артистов на сцене.
Мазарини долго, но безуспешно старался вспомнить, как зовут стоявшего перед ним человека.
– Мне доложили, – вымолвил он наконец, – что ко мне приехал посол из Англии.
Он сел, отпустив Бернуина и Бриенна, собиравшегося в качестве секретаря вести протокол.
– Действительно, господин кардинал, я прислан его величеством королем английским.
– Для англичанина вы говорите по-французски удивительно чисто, – приветливо сказал Мазарини, посматривая на ордена и стараясь поймать взгляд посла.
– Я не англичанин, я француз, господин кардинал, – отвечал Атос.
– Вот как! Английский король избирает французов в по-сланники? Это хорошее предзнаменование… Ваше имя, сударь?
– Граф де Ла Фер, – отвечал Атос без того глубокого поклона, какого требовали и сан, и гордость всемогущего министра.
Мазарини пожал плечами, как бы говоря: «Не знаю этого имени». Потом спросил:
– И вы приехали сказать мне?..
– Я приехал от его величества короля английского объявить королю французскому…
Мазарини нахмурил брови.
– …объявить королю французскому, – невозмутимо продолжал Атос, – о счастливом возвращении его величества короля Карла Второго на отцовский престол.
Эта деталь не ускользнула от хитрого кардинала. Мазарини слишком хорошо знал людей и увидел в холодной, почти высокомерной учтивости Атоса признак неприязни, редко встречающейся в атмосфере придворных теплиц.
– У вас, верно, есть верительные грамоты? – спросил Мазарини сухо и с досадой.
– Есть, монсеньор.
Слово «монсеньор» с трудом слетело с уст Атоса; казалось, оно жгло его губы.
– Покажите их.
Атос достал депешу из вышитой бархатной сумки, висевшей у него на груди под камзолом.
Мазарини протянул руку.
– Извините, господин кардинал, – сказал Атос. – Депеша адресована королю.
– Если вы француз, сударь, вы должны знать, что значит первый министр при французском дворе.
Атос отвечал:
– Да, были времена, когда я знал, что значат первые министры, но давно уже решил всегда обращаться прямо к королю.
– В таком случае, – бросил Мазарини, начинавший сердиться, – вы не увидите ни министра, ни короля.
И Мазарини встал. Атос положил депешу в сумку, сдержанно поклонился и направился к двери. Его хладнокровие взбесило Мазарини.
– Какие странные дипломатические приемы! – вскричал он. – Неужели еще не кончились те времена, когда господин Кромвель присылал к нам своих молодчиков вместо поверенных в делах? Вам недостает, сударь, только круглой шляпы и Библии за поясом.
– Сударь, – сухо возразил Атос, – мне никогда не случалось, подобно вам, вести переговоры с Кромвелем, я встречал его посланцев только со шпагой в руках. Поэтому я не знаю, как он сносился с первым министром. Скажу только о его величестве Карле Втором; когда он пишет его величеству королю Людовику Четырнадцатому, то это не значит, что он пишет его преосвященству кардиналу Мазарини. В этом различии я вовсе не вижу никакого дипломатического приема.
Комментариев нет