Услышав шум шагов, граф де Ла Фер поднял голову и, видя, что к нему подходит человек изящной и благородной наружности, снял шляпу. В нескольких шагах от него Карл тоже снял шляпу, потом, как бы отвечая на немой вопрос графа, сказал:
– Граф, я явился исполнить свой долг. Уже давно я хотел высказать вам свою глубокую благодарность. Я – Карл Второй, сын того Карла Стюарта, который правил Англией и погиб на эшафоте.
При этом имени Атос содрогнулся; он взглянул на молодого короля, стоявшего перед ним с непокрытой головой, и в его чистых голубых глазах заблестели слезы.
Он почтительно поклонился, но король взял его за руку:
– Понимаете ли вы, граф, как я несчастлив! Нужно было, чтобы случай привел меня к вам. Ах! Почему нет при мне людей, которых я люблю и уважаю? Почему принужден я только хранить их имена в памяти, а заслуги в сердце? Если б ваш слуга не узнал моего, я проехал бы мимо ваших ворот.
– Правда, – сказал Атос, отвечая словами на первую фразу короля и поклоном на вторую, – правда, ваше величество видали дурные дни.
– А самые дурные, может быть, еще впереди!
– Не теряйте надежды, ваше величество!
– Граф, граф! – отвечал Карл, покачав головою. – Я надеялся до вчерашнего вечера, как добрый христианин, клянусь вам.
Атос вопросительно посмотрел на короля.
– О, это легко рассказать, – продолжал Карл II. – В изгнании, ограбленный, заброшенный, я решился на последнюю попытку. Кажется, в Книге судеб написано, что вечным источником всякого горя и всякой радости для нашего семейства будет Франция! Вы сами это знаете, граф, ведь вы были одним из тех французов, которых мой несчастный отец в сражениях видел по правую руку от себя, а в день смерти – у эшафота.
– Ваше величество, – скромно ответил Атос, – я был не один; товарищи мои и я в этом случае поступили как дворяне, не более. Но ваше величество оказали мне честь, начав свой рассказ.
– Да, правда. Мне покровительствует… – вы понимаете, граф, как тяжело Стюарту выговорить это слово, – мне покровительствует двоюродный брат мой, штатгальтер Голландии, но без участия или по крайней мере без согласия Франции он ничего не хочет предпринять. Я приехал просить этого согласия у короля Франции; он отказал мне…
– Король отказал вашему величеству?
– Нет, надо отдать ему справедливость, это сделал не он, а Мазарини.
Атос закусил губу.
– Вы полагаете, что я должен был ожидать отказа? – спросил король, заметив движение Атоса.
– Именно так я и думал, ваше величество, – отвечал Атос почтительно. – Я давно знаю этого пронырливого итальянца.
– Я хотел довести дело до конца и немедленно узнать, как решится моя участь. Я сказал брату моему Людовику, что я не хочу причинять Франции и Голландии затруднений и попытаю счастья, как уже делал прежде, с двумя сотнями дворян, если он захочет дать их мне, или с миллионом, если ему угодно будет одолжить мне его.
– И что же?
– Что?.. Я испытываю сейчас странное чувство: я упиваюсь отчаянием. Некоторые души – моя, по-видимому, принадлежит к их числу – находят наслаждение в уверенности, что все потеряно и наконец настал час, когда надо погибнуть.
– О, надеюсь, ваше величество, – сказал Атос, – что вы еще не дошли до такой крайности!
– Если вы говорите мне это, граф, если вы стараетесь оживить надежду в моем сердце, значит, вы неправильно поняли меня. Я приезжал в Блуа, граф, просить как милостыню миллион у Людовика, надеясь при его помощи поправить свои дела. Но брат мой Людовик отказал мне… Вы видите, что все погибло.
– Позвольте, ваше величество, не согласиться с вами.
– Как, граф, вы не предполагаете во мне достаточно мужества, чтобы оценить свое положение?
– Ваше величество, я всегда замечал, что резкие повороты судьбы случаются именно в отчаянных положениях.
– Благодарю вас, граф. Отрадно встретить человека с таким сердцем, как ваше, человека, чья вера в бога и монархию никогда не позволит ему разувериться в судьбе короля, каким бы испытаниям она его ни подвергала. К несчастью, ваши слова, граф, похожи на лекарства, которые излечивают раны, но бессильны против смерти. Благодарю вас, граф, за желание утешить меня; благодарю за вашу добрую память, но я знаю, что мне нужно делать… Теперь меня ничто не спасет. И я так уверен в этом, что еду в изгнание с моим старым Парри; еду упиваться своими бедствиями в пустынном убежище, которое предлагает мне Голландия. Там, поверьте мне, граф, скоро все кончится. Смерть не замедлит явиться. Ее так часто призывало это тело, терзаемое душевными муками, и эта душа, взывающая к небесам.
– У вашего величества есть мать, сестра, братья, вы глава семейства, вы должны просить у бога долгих лет жизни, а не скорой смерти. Вы в изгнании, в несчастье, но за вами ваше право. Вы должны искать битв, опасностей, подвигов, а не покоя смерти.
– Граф, – ответил Карл, улыбаясь с невыразимой грустью, – слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы король завоевал государство с одним слугою, таким старым, как Парри, и с тремястами экю, которые везет этот слуга в своем кошельке?
– Нет, этого я не слыхал, но я знаю, что не один развенчанный король вступал на престол с помощью твердой воли, постоянства друзей и миллиона франков, умело израсходованного.
– Вы, очевидно, не поняли меня? Этот миллион я просил у брата моего Людовика… и мне было отказано.
– Ваше величество, – произнес Атос, – не угодно ли вам уделить мне несколько минут и внимательно выслушать то, что мне остается сказать вам?
Карл пристально посмотрел на Атоса:
– Извольте, говорите.
– Соблаговолите пройти ко мне, ваше величество, – сказал граф, направляясь к дому.
Он привел короля в свой кабинет и предложил ему сесть.
– Ваше величество, – начал он, – говорили мне, что при нынешнем положении вещей в Англии с помощью миллиона франков вы сможете возвратить себе престол?
– Могу по крайней мере решиться на попытку и, если она не удастся, умереть как подобает королю.
– Так исполните ваше обещание и выслушайте меня терпеливо.
Карл кивнул в знак согласия. Атос подошел к двери, посмотрел, не подслушивает ли кто-нибудь, запер задвижку и сел на прежнее место.
– Ваше величество, – сказал он, – изволили вспомнить, что я находился при благородном и несчастном короле Карле Первом, когда палачи перевезли его из Сент-Джемса в Уайтхолл.
– Да, помню и вечно буду помнить.
– Сыну трудно слушать такую мрачную повесть, которую он, вероятно, не раз уже выслушивал. Однако я должен повторить ее вам со всеми подробностями.
– Говорите.
– Когда король, отец ваш, готовился взойти на эшафот, поставленный у самого окна его комнаты, все было подготовлено к побегу. Палача удалили. Устроили ход под полом помещения, в котором находился король. Я сам стоял под роковым помостом, как вдруг услышал на нем шаги вашего отца.
Комментариев нет