– Я правильно поняла, сомнений в естественной причине смерти у правоохранительных органов не возникло?
– Не возникло, – покорно кивнула она.
– Но вы с этим не согласны? На нем были синяки или какие‑то повреждения, и это заставило вас подумать…
– Синяков не было… и повреждений тоже. Ничего такого, но убить ведь можно по‑разному, – едва слышно произнесла она, когда уже и мое терпение подошло к концу.
– Что вы имеете в виду?
– Ну… человека можно так напугать, что сердце не выдержит. Его лицо… у него было такое лицо… – Виктория передернула плечами. – Не знаю, что он увидел, но это вызвало ужас.
Димка вновь заскучал, а Вадим едва слышно вздохнул. Наверняка оба сочли, что дело бесперспективное; собственно, я была с ними согласна, и лишь упрямство заставило меня продолжить:
– Кроме вас, на это кто‑то обратил внимание?
– Вы имеете в виду полицейских? Я разговаривала с патологоанатомом. Он мне сказал, что от боли и не так лицо сведет. Лишняя работа никому не нужна. Похоронили и забыли.
– А кроме выражения лица, что‑то еще показалось вам подозрительным?
– Говорят, он умер в первом часу ночи. Был полностью одет, лежал у окна.
– Говорят? – вмешался Вадим.
– Его нашла соседка. Она работала у деда, помогала по дому. Утром, как обычно, пришла в девять часов. Он любил поспать и не хотел, чтобы она мешала, поэтому она и приходила в это время. Он вставал около десяти, она как раз успевала приготовить завтрак. – Виктория вздохнула и продолжила немного спокойнее: – Клавдия Семеновна не сразу его заметила. Прошла в кухню и только потом заглянула в гостиную, хотела расшторить окна. Дед обычно задергивал шторы, если оставался в гостиной… Но в этот раз было по‑другому… Она заглянула, увидела, что в гостиной светло, собралась уходить и тут… заметила деда. И когда подошла к нему… Мне она сказала, что от страха сама едва не лишилась чувств… из‑за его лица… его выражения… Ей в самом деле стало плохо. Но она успела позвонить в полицию, а еще своей подруге, та живет неподалеку. Подруга прибежала и вызвала «Скорую».
– Я правильно понял, у домработницы не было сомнений, что перед ней труп? – спросил Вадим.
– Такого ужасного лица у живого человека быть не может. Это она так сказала. Она считает, в свою последнюю минуту дед кричал. Рот у него действительно был открыт. Жуткая картина. И это окно… с незадернутыми шторами…
– По‑вашему, кто‑то так напугал старика, что он отдал богу душу? – нахмурился Волошин.
– Но ведь это… очевидно. Разве нет? – нерешительно спросила Виктория.
Он пожал плечами, точно хотел сказать «для кого как».
– У вашего деда были враги? – спросила я.
– Я… я не знаю. После смерти мамы… В общем, я жила с бабушкой по отцовской линии. И с дедом мы общались мало.
– Почему?
– Так получилось, – подумав, ответила она. – Он отец моей мамы, и, по‑моему, они не особенно ладили… В последнее время, я имею в виду. Сначала все было нормально. Мы ездили в Мальцево каждый выходной, летом я жила у деда постоянно. Мне очень нравилось там. Красивые места. У меня были подружки, и бабушка очень меня любила. А потом ее не стало. И… видимо, что‑то произошло… Между моими родителями и дедом.
– Наследство? – уточнил Вадим.
– Не знаю. Я не спрашивала. То есть я, конечно, очень хотела в Мальцево, говорила: «Давайте поедем», но мама каждый раз находила причину… В конце концов, я поняла: просить и заговаривать об этом бесполезно… В общем, с дедом мы после смерти родителей виделись редко. Я звонила ему каждую неделю. Я бы непременно поехала в Мальцево, если бы он пригласил… Я уже сказала, что была по‑настоящему счастлива там… Но он ни разу не позвал. Даже когда я намекала… В общем, я мало что знаю о его жизни в последние годы и ничего не знаю о возможных врагах.
– Наследство он оставил? – проворчал Вадим.
Этот вопрос и меня очень интересовал.
– Завещания нет… Других наследников тоже нет. Дом отходит мне. А что касается прочего… Какие‑то деньги у деда были, сейчас мы выясняем… Я имею в виду адвоката.
– В любом случае земля в Мальцеве стоит немало, даже если домишко совсем плох…
– Дом старый, конечно, он немного обветшал, но… вместе с землей он стоит больших денег, вы правы. Я не хочу его продавать. Может, это звучит глупо, но… я была там счастлива. Разве не стоит дорожить таким местом?
Я решила, что это один из тех вопросов, отвечать на которые необязательно.
– Если вашего деда кто‑то довел до могилы – была причина, а она, как правило, проста: то же наследство, к примеру. Но единственный наследник – это вы. Хотя, возможно, вы не все знаете…
– Нет, нет… адвокат заверил меня… Моя мама – единственная дочь… По крайней мере, по документам.
– Допустим, дело не в наследстве, – кивнул Вадим. – Кому пришла охота лишать жизни одинокого старика?
– Я думала… Я надеюсь, вы ответите на этот вопрос, – тихо сказала Виктория.
Повисла тишина. Мы смотрели на девушку, а она разглядывала свои руки.
– Вика, – заговорил Вадим, в голосе раздражение, которое он пытался скрыть. – Вы решили, что ваш дед погиб неслучайно. Но для подобных умозаключений должен быть повод. Выражения лица недостаточно, покойники редко выглядят симпатягами, а учитывая обстоятельства, беспомощность, страх… Если вам есть что добавить, сейчас самое время.
– Я уверена, понимаете? Уверена… Это не просто так, – нервно заговорила она, – потому и решила обратиться к вам. Павел Сергеевич сказал, вы беретесь за самые запутанные дела…
– Мы, конечно, молодцы, – усмехнулся Вадим, – но зря денег не берем. Будучи ребятами с принципами. Деньги, само собой, ваши. Кстати, а откуда они у вас? Рассчитываете на наследство?
Девушка подобного вопроса явно не ожидала и оттого растерялась.
– У меня есть деньги… Я продала бабушкину квартиру. Сама живу в квартире родителей, – наконец ответила она.
Вадим удовлетворенно кивнул. Я настроилась на девушку, считывая ее эмоции. Она была встревожена. Это все, что я могла сказать. И чтобы понять это, было достаточно одного взгляда на то, как она продолжает стискивать руки и отводить глаза.
В общем, мои способности здесь были ни к чему. Мысленно произнеся слово «способности», я невольно скривилась. Бергман, на мой взгляд, придавал им слишком большое значение, хотя, возможно, просто желал меня приободрить, вот и нахваливал авансом. Читать чужие мысли я не могу, чему скорее стоит радоваться, но эмоции считываю легко. Тайные и явные. Иногда это помогает в расследовании, чаще – нет. А еще я вижу умерших. Едва различимые тени. Слава богу, случается такое нечасто. Из‑за этих способностей троица моих друзей, когда у нас появлялся клиент, гордо именовала меня экстрасенсом.
Комментариев нет