Транспорт выскочил за пределы МКАДа и очень скоро въехал по эстакаде в Мытищи.
– Молодой человек, вы тоже к Кордубцеву едете? – подошла сзади и тронула Данилова за плечо бодрая и стройная пожилая леди с голубыми букольками.
«И впрямь, куда я еду? Наверное, действительно к Кордубцеву, раз меня даже посторонние спрашивают?»
– Да, а что?
– Попросим водителя остановиться?
– Ну, попросим.
После того как Алексей согласился, старушка повеселела. Большинство светофоров в Мытищах либо не работали, либо были переведены в автоматический режим – мигал желтый свет, поэтому городские кварталы автобус миновал довольно бодро.
– Пора просить, – настойчиво проговорила давешняя пожилая дама, и Алексей встал, двинулся по проходу и похлопал водителя по плечу: «Можете остановить вблизи Кордубцева?»
– Опять! – выругался шофер. – Когда вы уж все вместе с ним вознесетесь? – Потом он выругался беззвучно и слабо понятно, что‑то вроде, в переводе на литературный русский, «Надоели святоши!» – однако через три минуты лихо тормознул у тротуара и выкрикнул: – Кордубские! С вещами на выход! Дальше «кирпич». Пешком идите.
Данилов выскочил первым и, в силу природной вежливости, подал руку старушке. Она с достоинством вдовствующей королевы оперлась на его ладонь, спустилась и молвила: «Благодарю вас, молодой человек». Автобус бодро отвалил от бордюра и скрылся в переулке. «Вот кто может рассказать мне, что происходит», – подумал молодой человек в адрес пожилой леди.
– Извините меня! – окликнул он ее. – Не могли бы вы, пока мы идем, кое‑что мне пояснить?
– Пояснить? Что же?
– Вы знаете – вы только не смейтесь, я вас не разыгрываю, – но у меня случай амнезии, довольно редкий. – Бабуля заинтересованно слушала. – Я ровным счетом ничего не помню из того, что происходило в мире в последние пятнадцать лет. Прямо‑таки ничегошеньки. Поэтому хочу спросить: что случилось? Что творится? Со страной и людьми? Почему так мало людей на улицах? И машин? И бензоколонки закрыты? И нефть такая дешевая?
– Да ты хохмишь! – недоверчиво глянула старушка. – Косишь под придурочного?
Косишь и хохмишь как‑то выпадали из традиционного старушечьего лексикона, но потом Алексей прикинул, что пожилой леди на вид, верно, лет восемьдесят – восемьдесят пять. Стало быть, она – тысяча девятьсот пятидесятого – пятьдесят пятого года рождения, поэтому словечки как раз звучали из ее поколения.
– Ни разу не вру.
– Во всем виноват Трамп, – убежденно и эпически молвила женщина. – Как он сказал, гад, в восемнадцатом году: «Мы эту Россию проучим», – так оно и вышло. Правильно его пристрелили.
– Пристрелили?! Кто?
– Один чернокожий фанатик‑демократ. Его судили, да оправдали потом.
– А что же Трамп нам сделал?
– Договорился с империалистической кликой, олигархами, – стала шпарить, как по писаному, бабуля, – что они свои разработки возобновляемых источников энергии перестанут под спудом держать, а откроют и начнут ими широко пользоваться. Так оно и вышло. Машины стали на водороде ездить да на электричестве. Электростанций понастроили ветряных да солнечных. Вот нефть и рухнула. Все специально, чтобы нам, России, досадить.
– А почему в Москве машины‑то не ездят? Нефти в стране полно – значит, бензину должно быть дешевого – хоть залейся.
– Э, неправильно это. Нам Киселев все объяснил…
– Он живой еще?!
– А что с ним будет? Киселев, – проговорила старушка с придыханием, – это наш министр культуры и энергетики.
– Какой кошмар, – проговорил Алексей, спохватился и добавил: – То есть я рад за него и за всех нас.
– Короче говоря, – продолжила вещать леди, – невыгодно стало нефтюшку нашу российскую в стране перерабатывать. Нефтяные компании разорились. Один магнат – такой, широкомордый – сам застрелился. Другого, толстенького, за долги пришили. В общем, бензина теперь в стране больше нету. Кто богатый – на водороде ездит. Но богатые у нас, как обычно, наперечет… – И она меленько рассмеялась.
– А почему народу в Москве так мало?
– А потому и мало. Что тут делать‑то теперь? Денег нет, налогов нет. Еле на пенсии наскребают. Все подались в деревню, на природу. Картошку растят, курей заводят, кроликов. Кто помоложе, коров, бычков выращивают. Маслодельни, сыродельни всякие организуют.
– А что с памятником покорителям космоса случилось? И с Останкинской башней? И с «Рабочим и колхозницей»?
– Подвальные озоруют.
– Какие «подвальные»?
– Позиционеры. Террористы. Которые хотят нашего великого президента скинуть.
Тем временем они дошли по пустынной улице до городской площади. Ее зрелище реально впечатляло. Вся она оказалась окружена по периметру железными полицейскими барьерами, просветы в которых охраняли фигуристые бойцы нацгвардии в бронежилетах, касках и с электрошокерами на поясе. Несмотря на это, внутри, за загородками, вся площадь была переполнена народом. Тысяч пять, а то и десять здесь собралось. Люди стояли группами, поодиночке, переходили с места на место. В центре, словно на каком‑нибудь майдане, зеленело штук семь больших армейских палаток и дымила полевая кухня. На краю площади возвышался целый строй синеньких пластиковых туалетов.
Бабулька с сиреневыми букольками воткнулась в нац‑гвардейца рядом с оградкой и стала умолять его пропустить на площадь – а тот лишь повторял, довольно ласково: «Здесь вход закрыт».
– Где ж он открыт? – вскричала пожилая леди.
– Попробуйте с противоположного конца площади.
Старушка бодро бросилась обходить, но Алексей откуда‑то понимал, что это все туфта, ни там, ни где‑нибудь еще даму не пропустят. А вот он почему‑то может пройти. И когда пожилая леди удалилась от него на достаточное расстояние (жаль было огорчать ее), Данилов подошел к тому же гвардейцу и тихо сказал:
– Моя фамилия Данилов. Я есть в списке.
Гвардеец немедленно связался с кем‑то по рации – отвернувшись и произнося слова так тихо, что Алексей ничего не понял, а потом отодвинул свое огромное бронированное тело: «Можете пройти».
Многочисленная толпа, собравшаяся на площади, тяготела к административному зданию, стоявшему на ее краю. В ту сторону она как‑то густела, плотнела – да и вообще народ чаще обращался туда взглядами, будто бы ждал чего‑то. Некогда в здании, возможно, заседала власть: конструктивистский стиль, три этажа, башенка с часами, длинный балкон. «Не на этом ли балконе, – мелькнуло в голове у Данилова, – происходило действо, что описали в радиопередаче? Раздача еды и исцеление страждущих?» Он пробирался сквозь толпу в сторону здания. Миновал две полевые кухни, оттуда несло гречневой кашей, и люди отходили с плошками, переполненными едой.
Встретилась еще одна цепь из загородок, охраняемая гвардейцами. Повторился тот же диалог: Алексей уверил, что состоит в неких списках – и его пропустили.
Наконец он достиг подъезда здания – его сторожили не только бойцы, но и пара человек в штатском, у которых, однако, на боку болтались автоматы Калашникова. В ответ на фамилию Данилова в их руках явились пресловутые списки, по которым один из вооруженных штатских помусолил пальцем, нашел искомое и мотнул вовнутрь стволом автомата: «Пройдите».
Комментариев нет