Тут я шарф выронила и, бледнея, испуганно воскликнула:
– Счастливчик!
Бабушка удивленно посмотрела, а Царапка на стол запрыгнула, сметану лизнула и недовольно так:
– Что с ним сделается? Поохотится в лесу, да и к тебе утром вернется, смерть то ему уже не грозит.
Тут бабушка не выдержала:
– Опять духа привела! – и смотрит на меня так… гневно.
– Что значит «опять»? – переспросила я, присаживаясь на скамью.
– А я, по‑твоему, из лесу сама приковыляла? – Царапка фыркнула. – Ты меня принесла, мелкая была, годка три всего, а мимо котенка не прошла. Ух и ругалась Эриса, мать твоя, но Орон поддержал, говорит: «Прокормим, зато у Дэюшки сердце доброе, пожалела котенка». Возродиться не каждый дух может, силы много уходит, а если маг за тобой следует, да изматывает, тут уж прыгнешь и в котенка новорожденного, лишь бы слабый был, чтобы его дух изгнать, место в теле занять. Но и опасностей много – темный по следам идет, а темные они от своего не отступаются, да и выжить надо: перерождение – сложный процесс, тело, в которое вселишься, гибнет зачастую. И тут уж забота требуется, а еще больше тепло чужой души, той, что теплом поделится. За мной два мага шли, Дэя, да магистр. Силы во мне много было, но напрыгаешься из тела в тело – и как свеча на ветру гаснешь… Тот котенок стал моим последним шансом, а сразу после перерождения бежать пришлось, да так, что лапы в кровь, а маги на ящерах, и маяк их вел точно… Мне повезло дважды, Дэя, твой отец взял дочку за зимними ягодами, да у тебя было доброе сердце. Ты меня спасла, детскими ручками подняла с трудом, и под шубейку спрятала. Теплом ты поделилась со мной, и маги след потеряли. А как домой принесла и увидела Эриса одежду и шубейку, кровью испачканные, потребовала выбросить меня, а ты не дала. Второй раз теплом со мной поделилась, душевным теплом. И я выжила.
Царапка ближе подошла, улеглась на столе, мордочку мне на ладони положила и продолжила:
– Думала я окрепнуть, сил набраться и уйти из вашего дома, но… – кошка на миг глаза зажмурила, как умеют только кошки, – ты росла, добрая и умненькая такая, жаль тебя стало.
– И что? – внезапно какая‑то подозрительность проснулась во мне.
Царапка в глаза посмотрела, не мигая и взгляд не отводя, произнесла:
– Если бы я ничего не сделала, судьба твоя в Загребе бы и сложилась. Кем бы стала, Дэя? В четырнадцать заневестилась, в пятнадцать посватана, в шестнадцать жена. Не по тебе судьба такая!
И мне вдруг совсем нехорошо стало. Глядя на Царапку, я едва слышно выдохнула вопросительное:
– Загрызень?!
Царапка глаза прищурила и как зашипит:
– Ты меня за кого принимаешь? Я тогда всю шкуру чуть не стерла, отца твоего за порог не пуская! Сама ты меня наверх унесла! Да и не поддается загрызень магии, иначе отвела бы его от Орона, как всегда делала, зря, что ли, он самый удачливый охотник в округе?
– Прости… – попросила с нескрываемым облегчением.
Потому что не знаю, как бы я смогла на Царапку смотреть, если бы того загрызня привела к нашей деревне она.
– То‑то же, – буркнула кошка, – а вот к лорду земли вашему я тебя направила.
Едва не выронив чашку, которую только взяла в руки, я потрясенно спросила:
– Зачем?
– А я, Дэюшка, не лекарь, помочь Орону не смогла бы, да время истекало, а погибни твой отец…
Знаю, что дальше было бы – мы бы к тете с дядей переехали. И жили бы в их доме, на правах приживалок. И тогда да, в моей жизни ничего бы не было: ни академии, ни магистра Тьера, ни совместного дела с Юрао… И выходит, что вся ситуация с лордом Градаком стала для меня благосло‑вением Бездны, а ведь тогда я думала иначе, тогда мне казалось, что моей жизни пришел конец…
И тут в разговор вмешалась бабушка:
– Долго молчать будешь, Дэя? Кто он, расскажи нам, будь мила.
Осторожно стянула перчатку с левой руки, черный бриллиант ярко сверкнул в свете горящих свечей, и я почему‑то начала улыбаться.
– Да‑а‑а, – протянула Царапка, – это мы крупную рыбку подцепили!
Быстро натянула перчатку обратно. Почему‑то сказанное кошкой вмиг напомнило, что лорду Риану Тьеру я вовсе не пара. Кто он и кто я…
– Прости, – Царапка руку лапой накрыла, – не хотела обидеть. Так как звать его?
Бабушка спрашивать не стала, ладонь мою к себе потянула, перчатку сняла и в кольцо вгляделась.
– Никак маг, – прошептала она, – сильный да родовитый. Уж не императорских ли кровей?
И взгляд такой встревоженный на меня бро‑сила.
Увиливать я не стала, сказала как есть:
– Племянник императора, лорд Риан Тьер…
Царапка свалилась со стола. Бабуля так и застыла, даже рот от удивления открылся, зато потом понеслось:
– Да ты что, Дэюшка! Сам племянник императора! Да как же это?!
Пожав плечами, я промолчала, потом осторожно руку у бабушки забрала, но перчатку натягивать не стала – осторожно прикоснулась к камню, такому же черному и мерцающему, как и глаза магистра. В очередной раз поняла, что скучаю… Удивительно, да, но очень скучаю.
– Да не молчи ты! – Царапка вылезла из‑под стола, прыгнула на скамью, оттуда обратно на свое коронное место. – Где встретились?
И вот тогда, несмотря на имеющийся и не беспричинный стыд, честно призналась:
– А я его… прокляла…
Царапка повторно свалилась на пол. Оттуда, из‑под скамьи, донеслось:
– Я пока тут посижу. Безопаснее оно как‑то… Дальше‑то что?
Ответить я не успела. Дверь распахнулась, впуская ледяной порыв ветра и поднятый начинающейся метелью снег, и вошел отец. С радостным криком «папа» я бросилась к нему, с лету попала в крепкие объятия.
– А я на Заставе ждал, – отец стиснул так сильно, что дышать стало тяжело. – Дэюшка, солнышко мое, соскучился до смерти.
Тут бабушка пробурчала:
– Орон, задушишь девочку, объятия то у тебя медвежьи, – это она так, для порядка, а сама еще чашку достала, чай налила да папе к чаю набрала меду – он любит. – За стол садись, небось с обеда голодный, с такой‑то прорвой народу.
– Голодный, мама, – покорно согласился отец, он вообще бабушку, свою тещу, любит и уважает.
– А чего раньше не зашел?!
Бабуля тут же встала, поспешила к печи и вскоре поставила на стол, подвинув чашку и булочки, миску с мясной похлебкой, рядом на блюдце положила ломоть хлеба. Посмотрев на это дело, я жалобно сказала:
– Тоже хочу. Я, правда, на постоялом дворе обедала, но от твоей похлебки не откажусь.
Мне тут же наполнили тарелку, я меньше отца ем, с этим не поспоришь.
Скинув кожух, шапку и теплую безрукавку, отец сел за стол, начал быстро есть, явно торопясь меня обо всем расспросить сразу после трапезы, и тут бабуля спросила:
Комментариев нет