И не факт, что тогда на экране был Цент, а не компьютерная модель, синтезированная прихотливой фантазией. Вот этот толстяк, едва переставляющий ноги – Цент? Или этот лилипут со смышлеными недобрыми глазами? А этот и вовсе прозрачный!

Глеб заметил сквозь призрачный силуэт знакомую фигуру, и ноги сами сделали первый шаг.

— Инга! – закричал Глеб.

После мучительной погони Глеб смог дотянуться до девушки. Осторожно взял ее за руку:

— Инга…

Девушка остановилась. Она плакала. Слезы быстро катились по щекам, скапливались на страшном, едва зажившем шраме.

— Не хочу, ну, пожалуйста, — прочитал Глеб по ее губам и обнял за дрожащие плечи.

Инга не отреагировала, может быть, не поняла. Глеб держал ее, не давая шагнуть или упасть. Чувствовал, как нежность, в общем-то, совершенно лишняя здесь и сейчас, вытесняет и привычную озлобленность, и непривычную панику.

— Уходи! – закричал Глеб, но девушка не услышала.

Глеб прижался лицом к ее лицу и повторил:

— Уходи, пока не поздно!

— Поздно, — шевельнулись губы в ответ, но Глеб понял.

— Ты зверь? – во взгляде девушки читались надежда и враждебность.

«Хуже, — подумал Глеб, — я сталкер!»

— Я человек! Слышишь?

— Ты зверь?! – Инга его не понимала.

— Я тебя не пущу туда!

Глеб сжал ее плечи, и девушка начала вырываться.

Не успела. Небесное пятно цвета грязного золота вдруг стало ярким и обжигающе горячим. Кто-то дошел до Ока, осознал Глеб, прежде чем начал биться в конвульсиях.

— …припадочный? – спросил с надеждой Скипидар.

— Сами вы припадочный! — звенящим голосом ответила, кажется, Леночка. Голос определенно принадлежал ей, но такой экспрессии в ее словах Глеб представить не мог.

Сталкер рывком сел, и его повело в сторону. Мышцы, как всегда после явления, не слушались.

— Участковый… — захрипел он, потому что язык и гортань тоже работали плохо. – Участковый, это не просто волна…

— Гляди, очухался! – восхитился Скипидар. – Никак приснилось чего?

— Участковый, здесь теперь Зона. Нужно сказать людям, чтобы прятались.

У Глеба случались помрачения, только когда он уходил за Периметр, и никогда по эту сторону. Нет, определенно здесь уже Зона. Новорожденная и оттого особо жестокая и опасная.

— Эвон! – хмыкнул Скипидар. – Как сказать-то? Электричество забрали, связи нет. Ничего не работает, все крысы сожрали.

«Совесть твою тоже крысы сожрали?» — хотел спросить Глеб, но смолчал, потому что почуял неподалеку кое-что очень знакомое.

Где-то рядом образовалась и интенсивно разгоралась «жарка». Хорошо бы на открытом месте разгоралась, понадеялся Глеб, вставая. Леночка помогла ему, а прапорщик сел на крыльцо ступенькой выше и смотрел с любопытством.

Рамзес огляделся. Невдалеке, буквально на глазах потянулся вверх столб жирного дыма. Начинался пожар, который некому было тушить. Глеб вздохнул: уж не повезло, так не повезло.

Леночка охнула, Скипидар забеспокоился.

— Витя, собирай народ, — посоветовал Глеб.

— А ты?

— Я ухожу, — твердо ответил Рамзес. – У меня есть еще дела.

 ГЛАВА 6

1

Рассветный холодок заползал под одежду и заставлял зябко ежиться. Глеб лежал в придорожном кустарнике и боролся с искушением: фляжка грешно булькала во внутреннем кармане, напротив сердца. Глеб ругал себя за барство. Черт возьми, совсем недавно Рамзес замечал холод, только когда спирт переставал вытекать из горлышка! Быстро ты разнежился, сталкер. Зона этого не прощает.

Начав ругать себя за малое, Глеб не сумел вовремя остановиться: всплыло в памяти Никино лицо. Жену, как Глеб называл Веронику по привычке, он когда-то любил до безумия и даже в последние годы, целиком и полностью отданные Зоне, тосковал о ней. А если совсем начистоту, с каждым годом тосковал все больше, понимая отчетливо, чтО потерял. Первые месяцы их знакомства – это был ураган, тайфун, такой, что впору было давать предупреждения в метеосводках. Глеб отчаянно воевал за Нику – с Никой же, легионом ее ухажеров и незавидными обстоятельствами, а она, чертовка, умело доводила его до нужной кондиции. Когда Глеб не знал уже как жить: то ли топиться, то ли бросать все и первым же самолетом в Воркуту, Магадан, лишь бы подальше. Когда не понимал где лево, где право, ведь жизнь встала на дыбы и грозила окончательно перевернуться, вот в этот момент Ника взяла его шкирку и потащила венчаться.

«Теперь моя!» — решил Глеб, не в силах радоваться.

Ника не сказала почему выбрала его, а он так и не понял. Списал на собственные особые достоинства, каких достоинств любой мужик готов найти у себя немало. Ника оказалась мудрой женой, и до поры до времени Глебовы амбиции и, что греха таить, авантюризм знали свое место. Наперекор жене Глеб пошел единственный и последний раз, когда уехал воевать.

Тогда снова заполыхали Балканы. Случайное застолье с друзьями, показанные в новостях трупы женщин и детей, тяжелое признание «убивал бы гадов», поддержанное компанией — все это вдруг закончилось в Белградском аэропорту. Растерянные и смущенные попутчики (давно уже Глеб не называл их друзьями) вернулись ближайшим рейсом. Глеб остался. Из упрямства и необъяснимой уверенности, что не простит себе трусости.

Мужская работа, так он это называл, не решаясь признаться, что не приспособлен жить размеренной жизнью городского обывателя. Не перебесился, ставила диагноз Ника, не догадываясь, что и не перебесится. Она не верила в серьезность Глебова решения, и подружки ее поддержали: «А денег много взял?.. Всего-то?! Ой, Верка, вернется, куда он денется! Жрать захочет – приползет, солдат удачи, хи-хи…»

В действительности, катастрофа случилась еще тогда, но Глеб предпочитал не думать о плохом, пока деньги, регулярно отправляемые на адрес жены, не вернулись. Сразу все, за несколько лет скопленные. Ника не взяла ни копейки – ни балканских, заляпанных кровью, ни этих, из Зоны, страшных. В переводе Ника написала: «пойми меня, пожалуйста».

Конечно, теперь это была другая любовь, горькая, тоскливая, униженная болезненно страстными романами и свиданиями на одну ночь — так, между ходками, для здоровья. Но она была! Глеб берег ее, потому что иначе делать по внешнюю сторону забора ему было абсолютно нечего. Она, эта эфемерная любовь, сопротивлялась, когда Зона тянула Глеба, за сколько бы тысяч километров он не уехал. Она не давала выть на луну и стреляться, когда Глеб, сдаваясь, раз за разом возвращался за Периметр.

А вместе с любовью оставалась надежда. Та, что умирает последней – немного спустя после крайнего удара сердца.

Надежда остаться человеком.

Спохватившись, Глеб беспощадно задавил воспоминания, но с Ники мысли перескочили на Цента. Он появился в поле зрения примерно тогда же, когда из него, поля, окончательно исчезла Ника.