– Но ведь вы наш немецкий союзник… – Полковник был явно озадачен.
– Полковник Гомес, – сказал Равик, начиная терять терпение. – Оставим все так, как есть. Пейте за кого хотите, а я играю в шахматы.
Полковник попытался осмыслить сказанное.
– Стало быть, вы…
– Не будем уточнять, – прервал его Морозов. – Это приведет только к лишним спорам.
Гомес еще больше растерялся.
– Но ведь вы, белогвардеец и царский офицер, должны быть против…
– Мы ничего не должны. Мы весьма старомодны. У нас различные взгляды, и все-таки мы не стремимся проломить друг другу череп.
По-видимому, Гомеса наконец осенило. Он подтянулся.
– Понимаю, – заявил он. – Мягкотелая демократия…
– Послушайте, милейший, – сказал Морозов с внезапной угрозой в голосе.
– Убирайтесь отсюда! Вам следовало это сделать еще несколько лет назад. В Испанию! Воевать! А за вас там воюют немцы и итальянцы. Привет!
Он встал. Гомес, не сводя глаз с Морозова, отступил на шаг. Затем резко повернулся и пошел к своему столику. Морозов снова сел. Он вздохнул и позвонил официантке.
– Кларисса, принесите два двойных кальвадоса. Кларисса кивнула и ушла.
– Бравые рубаки. – Равик рассмеялся. – Примитивное мышление и крайне сложные представления о чести. То и другое затрудняет жизнь, ежели человек пьян.
– Оно и видно… А вот и следующий. Настоящая процессия. Кто же на сей раз? Уж не сам ли Франко?
Это был снова Наварро. Остановившись в двух шагах от столика, он обратился к Морозову:
– Полковник Гомес сожалеет, что не может вызвать вас на дуэль. Этой ночью он покидает Париж. Кроме того, его миссия слишком важна, чтобы рисковать неприятностями с полицией. – Он повернулся к Равику. – Полковник Гомес задолжал вам гонорар за консультацию.
Он швырнул на стол скомканную бумажку в пять франков и собрался было уйти.
– Минуточку, – сказал Морозов.
Кларисса уже стояла у столика с подносом. Он взял рюмку с кальвадосом, посмотрел на нее, покачал головой и поставил обратно. Затем взял с подноса стакан воды и выплеснул Наварро в лицо.
– Быть может, это вас протрезвит, – спокойно заметил он. – Запомните на будущее: деньгами не швыряются. А теперь убирайтесь прочь, средневековый идиот!
Ошеломленный Наварро вытирал лицо. Подошли другие испанцы. Их было четверо. Морозов медленно поднялся с места. Он был на голову выше испанцев. Равик остался сидеть. Он взглянул на Гомеса.
– Не выставляйте себя на посмешище, – сказал он. – Вы все пьяны. У вас нет ни малейших шансов. Еще минута – и мы из вас бифштексы сделаем. Даже если бы вы были трезвы, у вас все равно ничего бы не вышло.
Он вскочил, быстрым движением подхватил Наварро за локти, слегка приподнял, повернул и так резко опустил рядом с Гомесом, что тому пришлось посторониться.
– А теперь оставьте нас в покое. Мы не просили вас приставать к нам. – Затем взял со столика пятифранковую бумажку и положил на поднос. – Это вам, Кларисса. От этих господ.
– Первый раз получила от них на чай, – заявила Кларисса. – Благодарю.
Гомес сказал что-то по-испански. Все пятеро повернулись, словно по команде «кругом», и пошли к своему столику.
– Жаль, – сказал Морозов. – Я бы с удовольствием отделал этих молодчиков. К сожалению, нельзя. А все из-за тебя, беспаспортный подкидыш. Ты не жалеешь иногда, что не можешь затеять драку?
– Не с этими. Есть другие, до которых мне хотелось бы добраться.
Испанцы в углу снова загалдели. Затем разом поднялись, раздалось громкое трехкратное «Viva!».[4] Испанцы со звоном поставили бокалы на стол, и вся группа с воинственным видом удалилась.
– Чуть было не выплеснул ему в рожу этот замечательный кальвадос. – Морозов взял рюмку и выпил. – Вот кто правит нынче в Европе! Неужели и мы были когда-то такими же болванами?
– Да, – сказал Равик.
Они играли около часа. Наконец Морозов поднял глаза от доски.
– Пришел Шарль, – сказал он. – Кажется, ты ему зачем-то нужен.
Молодой парень, помощник портье, подошел к столику с небольшим пакетом в руках.
– Велели передать вам.
– Мне? Равик разглядывал пакетик. На белой папиросной бумаге, перевязанной ленточкой, адреса не было.
– Мне не от кого получать пакеты. По-видимому, ошибка. Кто принес?
– Какая-то женщина… дама…
– Женщина или дама? – спросил Морозов.
– Так… что-то среднее.
Морозов добродушно ухмыльнулся.
– Довольно остроумно.
– Здесь нет фамилии. Она сказала, что это для меня?
– Не совсем так… Она сказала – для врача, который здесь живет. И… в общем, вы знаете эту даму.
– Она так сказала?
– Нет, – выпалил парень. – Но на днях она была тут. С вами, ночью.
– Иногда ко мне действительно приходят да-, мы, Шарль. Но тебе должно быть известно, что скромность – высшая добродетель отельного служащего. Нескромность пристала только великосветским кавалерам.
– Вскрой пакет, Равик, – сказал Морозов, – даже если он и не предназначен для тебя. В нашей достойной сожаления жизни мы проделывали вещи и похуже.
Равик рассмеялся и раскрыл пакет. В нем была маленькая деревянная Мадонна, которую он видел в комнате той самой женщины. Он попытался припомнить имя. Как же ее звали? Мадлен… Мад… забыл. Что-то похожее, во всяком случае. Он осмотрел папиросную бумагу. Никакой записки.
– Ладно, – сказал он помощнику портье. – Все в порядке.
Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела довольно нелепо.
– Из русских эмигрантов? – спросил Морозов.
– Нет. Сперва и я так подумал.
Равик заметил, что губной помады на Мадонне больше нет.
– Что с ней делать?
– Поставь куда-нибудь. Любую вещь можно куда-нибудь поставить. Места на земле хватает для всего. Только не для людей.
– Покойника, вероятно, уже похоронили.
– Так это та самая женщина?
– Да.
– Ты хоть раз справился о ней? Сделал для нее еще что-нибудь?
– Нет.
– Странное дело – нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то может отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу.
– Я не благотворительное общество, Борис. Я видел вещи нестрашнее и все равно ничего не делал. С чего ты взял, будто ей именно сейчас так тяжело?
– Посуди сам, только теперь она до конца почувствовала свое одиночество. До сих пор рядом с ней был мужчина, пусть даже мертвый. Но он был на земле. Теперь же он под землей… ушел… его больше нет. А вот это,
– Морозов показал на Мадонну, – не благодарность. Это крик о помощи.
– Я спал с ней, – сказал Равик, – не зная, что у нее случилось. Я хочу об этом забыть.
– Чепуха! Как раз это – самая пустяковая вещь на свете, если нет любви. Одна моя знакомая говорила мне, что легче переспать с мужчиной, чем назвать его по имени. – Морозов наклонился вперед. Свет лампы отражался в его крупном лысом черепе. – Я тебе вот что скажу, Равик: будем подобрее, если только можем и пока можем, ведь нам в жизни еще предстоит совершить несколько так называемых преступлений. По крайней мере, мне. Да и тебе, пожалуй, тоже.
Комментариев нет