— Перестаньте, отпустите, вы же его убьете!

Это, наверное, Аннализа. Стефано пытается пинаться, но ноги не слушаются. Вокруг только шум ударов. Даже почти не больно. Бегут взрослые, какие-то прохожие, владелица бара: «Убирайтесь отсюда!» Парней оттаскивают от него за майки, за куртки. Стефано сползает по ставне, падает на ступеньку. Перед ним его Vespa, повержена, как и он.

— Тебе плохо, мальчик? — красивая женщина наклоняется к нему. Стефано мотает головой. Мамина шапочка валяется на земле.

— Это ты, Стефано?

Силуэт матери вырисовывается в дверях кабинета.

— Да, мама, я иду спать.

Мать чуть приближается:

— Ты не заболел?

— Да нет, мам, все нормально.

Стефано хочет дойти до коридора, но мать опережает его. Щелкает выключатель, его заливает свет. Стефано застывает, как на фотографии.

— О Господи! Джорджо, иди сюда, скорей!

Прибегает отец, мать испуганно касается подбитого глаза Стефано.

— Мама, мне же больно!

Отец разглядывает раны на руках, изодранную одежду, испачканную шапочку.

— Признавайся, тебя избили?

Его отец всегда внимателен к деталям. Стефано более или менее точно изложил, как было дело, и мать, не понимая, по каким правилам живут шестнадцатилетние, завела:

— Но почему ты не отдал им шапочку? Я бы связала тебе другую…

Вызвали семейного врача, тот дал ему аспирин и отправил спать. Прежде чем заснуть, Стефано решил: больше никто не посмеет его избить. Поплатится всякий.

За стойкой канцелярии сидит женщина с ярко-рыжими волосами, длинноватым носом и глазами навыкате. Да уж, не красавица.

— Здравствуй, ты записаться хочешь?

— Да.

— Имя?

— Стефано Манчини.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать, 21 июля будет.

— Адрес?

— Франческо Бендзиаччи, 39.

— Телефон? Просто для отчетности…

— Ну уж не затем, чтобы играть в видеопокер.

Глаза навыкате смотрят на него еще секунду, затем снова утыкаются в бланк.

— Сто сорок пять евро. Сто за запись, сорок пять ежемесячная плата.

Стефано кладет деньги на стойку.

Женщина сует их в папку на молнии и кладет ее в верхний ящик стола. Затем, прижав печать к губке, пропитанной чернилами, решительно оттискивает на пропуске: «Будокан».

— Плату вносить в начале месяца. Раздевалка этажом ниже. Мы работаем до девяти вечера.

Первые недели минуют, становится легче, уже не так болят плечи, руки стали толще. Он начинает увеличивать вес, ноги тоже укрепляются. Меняет питание. Утром — протеиновый коктейль, яйцо, молоко, печень трески. На обед немного пасты и бифштекс с кровью, пивные дрожжи и пророщенные зерна. Вечером — в спортзал. Всегда. Чередовать упражнения, один день — на верхние отделы, другой — на нижние. Мышцы сходят с ума от нагрузки. Отдых им — только в воскресенье, очень по-христиански. А в понедельник — снова к барьеру. Килограмм за килограммом, неделя за неделей, шаг за шагом — поэтому его прозвали Стэп. Он подружился с Полло и Луконе и со всеми в спортзале.

И был день. Прошло восемь месяцев.

Поппи со своей кодлой сидят перед кафе «Флеминг», ржут, прикалываются, хлещут пиво. Кто-то ест пиццу с помидорами, с пылу с жару, облизывая стекающий с краев помидорный сок. Кто-то курит.

И Аннализа тоже там. С того самого вечера она не звонила ему, не искала с ним встречи. Но это ничего. Стэп не такой, он не станет хныкать от одиночества. С того самого дня он ничего не слышал об этой шайке. И вот настал день, и он, немного взволнованный, пошел их искать.

— Эй, Поппи, чувак, как жизнь?

Поппи глядит на этого странного чужака, что идет прямо на него. Что-то в нем есть знакомое… может, глаза… или цвет волос? Может, черты лица? Нет, не вспоминается. Он хорошо сложен: мощные руки, отличный торс. Стэп, поймав вопросительный взгляд, улыбается, наслаждаясь.

— Мы кучу времени не виделись, так ведь? Как жизнь-то?

Стэп дружески обнимает Поппи за плечи.

— Извини, чувак, что-то я тебя не припоминаю.

— Ты меня прямо огорчаешь. Погоди-ка. Вот — узнаёшь? — он достает из кармана джинсов шапочку.

Поппи изучает этот старый кусок шерсти, затем переводит взгляд на лицо этого ухмыляющегося типа. Глаза… волосы… Ну конечно. Это тот лошок, которому он когда-то навешал.

— Что, память-то девичья? Приветик, Поппи. — Стэп притягивает его к себе и сразу, мощным ударом — разбивает ему нос.

Стэп уже сидит на нем верхом, держа его за горло. И лепит ему правой — удар, еще удар — сверху донизу, разбивает бровь, губу.

Отступает на шаг — и пинает в жирное брюхо, в солнечное сплетение, так, что тот задыхается.

Кто-то из дружков Поппи попытался влезть, но Сицилиец быстро их тормозит: «Э, слышь ты, остынь, сиди, не дергайся».

Поппи на земле. Стэп охаживает его ногами — по груди, по животу. Поппи пытается свернуться, закрыться, но от ударов Стэпа не уйдешь. Он бьет везде, где можно, потом начинает топтать. Размахивается — и каблуком его, каблуком. Сильно, спокойно — по ушам (тут же раскроил), по ногам, по ребрам, почти запрыгивая на врага всем своим весом. Поппи отползает от ударов, двигаясь скачками, канючит жалобно: «Перестань, ну перестань, ну хватит!» — захлебывается кровью в горле, сплевывает слюну, что течет с рассеченной, кровоточащей губы. Стэп останавливается. Восстанавливает дыхание, попрыгав, смотрит на врага — поверженного, разбитого. Резко поворачивается и бросается на блондина за спиной. Это он держал его сзади — восемь месяцев назад. Бьет его локтем в раскрытый рот, бросившись всем телом. Три зуба выбиты. Два падают наземь. Стэп подсекает его под колени. Охаживает по морде кулаками. Схватив за волосы, тянет голову к земле. И тут его вдруг обхватывают сильные руки. Это Полло. Подхватив под мышки, поднимает: «Все, хватит, Стэп, сваливаем, ты же его убьешь так».

 Глава 4

Душная комната, из огромных окон виднеется «Олимпика». Картины на стенах, одна, точно, кисти Фантуцци. Четыре колонки по углам исторгают звуки хорошо сведенного диска. Музыка опутывает гостей, в разговоре все отбивают темп.

— Ой, Лани, а я тебя и не узнала. Ты как Бонопане, та дура из третьего «б», она еще утром явилась вся перемазанная, — говорит Джулия.

— Ты прямо-таки сама любезность.

— Ну мы же с тобой подруги.

— Это кто тут кому подруга?!

Джулия наклоняется вперед:

— Поцелуемся и помиримся?

Даниела улыбается. Только хотела поцеловать подругу — как вдруг за ее спиной появился Паломби.

— Андреа!

Она отрывается от щеки Джулии, надеясь применить свое умение на его губах.

— Привет, как жизнь?

Андреа мешкает с ответом:

— Да ничего, а у тебя?

— Отлично!

Они обмениваются поспешным поцелуем. Он идет поздороваться с каким-то своим другом. Джулия подходит к Даниеле и улыбается, стоя рядом:

— Не беспокойся, это он перед другими выпендривается.