Три метра над небом

— Ты заметил, я заказал пасту, которую ты любишь. Как тебе?

— Очень вкусно. Спасибо, папа. Хорошо приготовлено. Вот только приправы должно быть побольше. Можно еще пива?

Отец зовет служанку.

— Не хочу показаться навязчивым, но почему ты не пошел в университет?

— Не знаю… Я еще думаю. И потом, надо определиться с факультетом.

— Можешь пойти на право или экономику, как твой брат. После окончания я помог бы тебе с работой.

Стэп вообразил себе: вот он, в костюме, как у брата, в офисе, с кучей папок с делами. С секретаршей. Последняя мысль на секунду увлекла его. Потом он задумался. Ведь всегда можно пригласить ее куда-нибудь и по-прежнему ни хрена не делать.

— Не знаю. Меня как-то туда не тянет.

— Почему? В школе ты учился хорошо. Трудно тебе не будет. По аттестату зрелости у тебя средний балл семнадцать — не так уж плохо.

— Папа, дело не в этом. Я еще не решил, я же сказал. Может быть, осенью. А сейчас я и думать об этом не хочу.

— А чего тебе хочется сейчас? Шляться и устраивать драки? Ты постоянно где-то шатаешься и возвращаешься поздно. Мне Паоло сказал.

— Что он тебе мог сказать — он же ни хрена не знает!

— Зато я знаю. Может, лучше было бы, если б ты послужил годик в армии — там бы тебя пообтесали.

— Вот только армии мне и не хватало.

— Знаешь, выходит, что я тебя отмазал только, для того, чтобы ты шлялся по улицам дрался с кем ни попадя. Лучше бы ты пошел служить.

— Ну что ты такое говоришь… Я — дерусь… Папа, ты зациклился.

— Нет, я боюсь. Помнишь, что сказал адвокат? Вашему сыну надо быть осторожнее. Кто-нибудь донесет, что-нибудь случится — и решение суда автоматически вступит в силу.

— Помню, конечно. Ты мне двадцать раз это повторил. Кстати, а ты что, виделся с адвокатом?

— Да, на той неделе. Оплатил последнюю часть счета.

Он говорит это очень мрачно, как бы подчеркивая, что ему это дорого обошлось. В этом они с Паоло очень похожи. Только и делают, что считают деньги. Стэп решает не обращать внимания.

— Он все еще носит тот ужасный галстук?

— Нет, умудрился найти еще более ужасный. Отец улыбается. Пожалуй, лучше быть милым. Со Стэпом жесткие меры не проходят.

— Да ладно, так не бывает. Мы заплатили ему столько денег… — Стэп поправляется, — то есть ты заплатил… Он мог бы наконец купить приличный галстук.

— Я столько заплатил, что он мог бы сменить весь гардероб.

Служанка забирает тарелки и приносит второе. Бифштекс с кровью. К счастью, с ним никакие воспоминания не связаны. Стэп смотрит на отца. Он склонился над тарелкой, режет мясо. Спокойный. Не то что в тот день. Давным-давно, в тот страшный день.

Та же комната. По комнате взад и вперед бегает отец.

— Что значит — «Почему? А что такого?»! Ты зверь, ты животное, ты вообще не соображаешь. Мой сын — псих, преступник, изверг! Ты изуродовал этого парня! Ты понимаешь, что натворил? Ты же мог его убить! Или ты даже этого не понимаешь?

Стэп сидит, опустив глаза, не отвечая. Вмешивается адвокат:

— Синьор Манчини, что сделано, того не вернешь. Бесполезно кричать на мальчика, Я полагаю, что какие-то причины, пусть и скрытые, у него все же были.

— Хорошо, хорошо. Но скажите мне: что же нам теперь делать?

— Чтобы организовать защиту и ответить перед судом, нам придется раскрыть эти причины.

Стэп поднимает голову. Что он такое говорит? Что он знает? Адвокат смотрит на Стэпа с пониманием. Подходит к нему.

— Стефано, что-то между вами было. Какие-то споры, стычки. Он тебе что-то сказал или сделал… в общем, что-то, что вызвало твою злость?

Стэп смотрит на адвоката. На том ужасный галстук в серый ромбик на блестящем фоне. Затем он поворачивается к матери. Мать сидит в углу гостиной. Как всегда элегантная. Невозмутимо курит сигарету. Стэп опускает глаза. Адвокат глядит на него. Мгновение на размышления — и адвокат поворачивается к его матери, тонко улыбаясь:

— Синьора, может быть, вы знаете, почему ваш сын сотворил такое с тем парнем? Может быть, они поспорили о чем-то?

— Нет, не думаю. Я не знала даже, что они были знакомы.

— Синьора, поймите — Стефано будут судить. Будет судья, и будет приговор. Учитывая раны, нанесенные тому юноше, приговор будет суровым. И если нам нечего будет противопоставить… никакого доказательства, ни одной причины… то у вашего сына будут неприятности. И крупные неприятности.

Стэп сидит, опустив голову. Смотрит на колени. На джинсы. Потом закрывает глаза. О Боже, мама, почему ты молчишь? Почему не спасешь меня? Я так тебя люблю. Умоляю, не бросай меня. От слов матери у него сжимается сердце.

— Очень жаль, но мне нечего сказать. Я ничего не знаю. Неужели вы думаете, что если бы я хоть что-то знала, хоть чем-то могла помочь сыну, я бы не сделала этого? Простите, мне надо идти.

Мать встает. Адвокат смотрит, как она уходит. И в последний раз обращается к Стэпу:

— Стефано, ты точно ничего не хочешь сказать?

Стэп молчит. Не глядя на адвоката, поднимается и подходит к окну. Смотрит на улицу. Напротив последний этаж, такой же, как этот. Он думает о матери. В этот миг он возненавидел ее так же сильно, как когда-то любил. Он закрывает глаза. Слеза катится по щеке. Он не мог удержаться, ему больно как никогда прежде — больно за мать, за то, что он не сделал и за то, что он сделал.

— Стефано, ты кофе будешь?

Стэп отрывается от окна и поворачивается. Все та же комната. Но прошло время. Отец спокойно протягивает ему чашку.

— Спасибо, папа, — он залпом выпивает кофе. — Мне пора. Созвонимся на будущей неделе.

— Хорошо. Подумай насчет университета.

Стэп на ходу натягивает куртку.

— Подумаю.

— Звони почаще маме. Она сказала, что ты уже давно не звонил.

— Папа, у меня нет времени.

— Ну сколько там надо времени, чтобы позвонить!

— Хорошо, я позвоню ей.

Стэп торопливо выбегает. Отец остается один в гостиной, подходит к окну и смотрит на улицу. На последнем этаже окна напротив их окон закрыты. Джованни Амброзини сменил квартиру — как поменял им жизнь. Может ли он сердиться на собственного сына?

Стэп закуривает в лифте последнюю сигарету Мартинелли. Смотрится в зеркало. Все, кончилось. Эти обеды его доконают. Лифт прибывает на первый этаж. Стальные двери открываются, и чересчур углубившийся в размышления Стэп получает удар прямо в душу.

Перед ним стоит жиличка по имени синьора Ментарини, с плохо подстриженными волосами и крючковатым носом.