— Эй ты, красотка, подвезти тебя?

— Эй ты, говнюк, а в морду хошь?

Типус ошалело смотрит на вклинившегося между ними Стэпа. Понимает, что сейчас будут бить, и уезжает, негодующе тряся головой. Вскидывает руку в каком-то непонятном знаке, наверное, притворяясь перед самим собой, что не облажался.

Стэп провожает его взглядом, обгоняет Баби и перекрывает ей дорогу.

— Садись давай, хватит уже.

Она хочет обойти его спереди. Стэп прижимает ее к стене. Он хватает ее за олимпийку.

— Садись, я сказал! — и тащит ее к себе.

Баби испуганно пятится. Он смотрит в глубокие, ясные глаза, что в страхе глядят на него. Медленно отпускает и улыбается.

— Пожалуй, лучше тебя проводить, а то с кучей народу поругаюсь.

Молча, не проронив ни слова, даже адреса не назвав, она садится позади него. Мотоцикл прыжком срывается с места. Баби безотчетно обхватывает Стэпа. Ее руки против воли смыкаются под курткой. Его кожа прохладна, а тело греет. Баби чувствует под пальцами хорошо очерченные мускулы. Они выступают от малейшего движения. Ветер бьет ей в лицо, волосы развеваются. Мотоцикл кренится, Баби крепче обнимает Стэпа и закрывает глаза. Сердце бьется все быстрее. Только ли от страха? До нее доносится шум машин. Они выезжают на широкую улицу, становится теплее, она прижимается щекой к его спине. Не открывая глаз, она отдается убаюкивающему ритму, мощному звуку, что рычит где-то под ней. И больше ничего. Тишина.

— Вот бы так провести всю ночь, а можно пойти и дальше, так сказать, углубиться, попробовать другие позиции!

Баби открывает глаза, перед нею знакомые магазины, те, что она видит каждый день вот уже шесть лет, с тех пор, как переехала сюда. Она слезает с мотоцикла, Стэп глубоко вздыхает:

— Ну ничего себе, ты меня чуть не раздавила!

— Извини, просто мне было очень страшно, я никогда раньше не ездила на мотоцикле!

— Все когда-то бывает в первый раз.

И тут возле них останавливается Mercedes. Раффаэлла быстро выбирается из автомобиля. Она просто не верит собственным глазам!

— Баби, сколько раз тебе говорить, чтобы тебя не возили на мотоцикле! И почему у тебя волосы мокрые?

— Ну… это…

— Синьора, позвольте, я объясню. Я не хотел везти ее домой, так? Скажи маме, что я не хотел. Но она так настаивала… Дело в том, что ее кавалер на роскошном, но совершенно разбитом BMW сбежал.

— Как это — сбежал?

— А вот так — бросил ее на улице. Представляете?

— Глупости!

— Честное слово! Ну, я его обругал за это, конечно, — Стэп поворачивается к Баби. — Правда же, Баби?

И затем тихонько шепчет только ей: «Знаешь что… Баби. Мне нравится твое имя».

— Мама, не сейчас, потом поговорим.

Клаудио опускает стекло:

— Привет, Баби.

— Привет, папа.

Стэп здоровается и с ним:

— Добрый вечер, — его изрядно веселит такая неожиданная семейная встреча.

Но Раффаэлла вовсе не веселится.

— Где ты так перепачкалась? И где мое платье от Valentino?

Баби поднимает руку с пакетом:

— Тут.

— А сестра где? Говори сейчас же, где ты ее бросила?

В этот момент появляется Даниела. Она выходит из машины вместе с провожавшим ее Паломби.

— Привет, мам.

Но закончить она не успевает. Раффаэлла залепляет дочке пощечину.

— Не смей больше возвращаться одна, без сестры!

— Мама, ты же не знаешь, что произошло… Пришли какие-то хулиганы…

— Замолчи!

Даниела молча потирает щеку. Паломби, слушаясь Раффаэллу, садится в машину и уезжает.

Стэп заводит мотоцикл и подъезжает к Баби.

— Теперь я понимаю, почему у тебя такой характер. Это наследственное.

Врубает первую скорость и, крикнув «До свидания!», растворяется в ночи.

Баби и Даниела садятся в машину. Mercedes въезжает на территорию жилого комплекса. Позже, когда девочки уже раздеваются, Даниела извиняется за порванную сестрину юбку.

Баби лежит в постели, возбужденная этой вечеринкой. Она думает: во всем виноват только этот дебил, этот гопник, это животное, этот скот, этот насильник, этот грубиян, этот нахал, этот кретин. Но, задумавшись хорошенько, она понимает, что не узнала даже его имени.

 Глава 8

— Дани, пусти меня, уже полвосьмого…

— Ну конечно, тогда ты первой займешь умывальник, как всегда. Нет уж.

— Дани, не дури, я тебя пропущу, — Даниела открывает дверь, впускает Баби.

Баби с утра, пока не выпьет кофе, совершенно невменяема, как и их мать. Но Даниела прет напролом:

— А как тебе тот парень, что тебя вчера провожал? Он тебе нравится?

Баби издает странный звук. Она не может ответить — чистит зубы. Смотрит в зеркало на сестру осоловелыми глазами, быстро полощет рот.

— Он? Мне? Нравится? Ты что, издеваешься? Совсем чокнулась? Неужели мне может это понравиться? Скотина такая. Ты знаешь, что он вчера устроил? Разбил с дружками машину Бранделли, потом еще и подрался с ним. Потом мимо проезжал синьор Аккадо, попытался их растащить, так он и на него бросился! Ненавижу тех, кто употребляет голову для драк, вместо того чтобы думать!

— Ну знаешь… А нам он всем нравится!

— Кому это — вам?

— Мне, Джулии, Джованне, Стефании…

— Ну да, четыре подпрыгивающих дебилки прутся по этим… Не понимаю, какая радость в том, чтобы все крушить, устраивать бардак, избивать людей…

— У них куча девушек.

— Представляю, что это за девушки!

— Нет, есть и приличные. Например, Глория, дочка Аккадо, встречается с Дарио, это один из дружков Стэпа.

— Стэпа?

— Да, Стефано Манчини, это он тебя провожал. Мы с Джулией зовем его «супер-парень», но все зовут его Стэп.

— Стэп? Вот значит как? По-моему, их надо всех похватать и утопить в реке. Давай быстрее, а то папа опять раскричится, что мы опаздываем.

Баби возвращается в комнату и быстренько одевается. Форма лежит на кресле. Баби всегда готовит ее с вечера, даже если совсем поздно. Это уже привычка. Натягивает голубую рубашку, затем юбку.

Стэп. Ну и имечко. Впрочем, ему подходит.

 Глава 9

Солнце светит на парты. Баби рассеянно оглядывает класс. Бенуччи возится под партой с пиццей. Отрывает кусок, пальцы в помидорах, — и в рот. Жует с невинным видом, прикрыв рот, делает вид, что как ни в чем не бывало слушает лекцию.

Баби на минутку прислушивается к тому, что говорит Джаччи. Молодая девушка в XIX веке не умела ездить верхом, но все равно решила прокатиться. И, конечно же, упала. Баби не так внимательно слушает, чтобы понять, разбилась она или нет. Но ясно, что кто-то, не придумав, видимо, ничего лучше, посвятил ей стихи.

— Итак. Эту оду, «Луиджии Паллавичини, упавшей с лошади», подготовите к понедельнику.

Ясно. Это еще и учить придется. Звонок.

— Я сейчас пойду в учительскую, возьму журнал. И не устраивайте без меня дебош.