– Прости, Данюша, что подсовываю тебе такой… – она покосилась на книгу и продолжила, – …раритет, но уж кто‑кто, а ты с ним справишься.
Поначалу буквы были бледными, местами даже совсем исчезали. Но я пошептала учебнику ласковые слова, погладила по потрепанной обложке, осторожно расправила заломленные уголки страниц и устроила книгу так, чтобы раскрытые страницы смогли погреться в утренних лучах. Постепенно от поглаживаний и воркований мой старикашечка оттаял, взбодрился и даже помог с объяснениями в одном сложном правиле. Красивый старинный шрифт стал четче, а на пустых доселе страницах обнаружились недурные гравюрки.
Вот и славно, мастерство не пропьешь, довольно подумала я, поглаживая хрупкие листы. Впервые за последнее время я почувствовала что‑то вроде спокойствия.
Сердечная боль нерешительно качнулась и сделала шаг назад.
Тонко прозвенел колокольчик. Какая‑то ранняя пташка уже впорхнула в наше заведение в поисках кофеина и хорошего настроения.
Раньше, принимая заказ у посетителя, я, в отличие от своих коллег, никогда ничего не записывала. Это была моя фишка, невинное хвастовство идеальной памятью. После несчастья вдруг обнаружилось, что слова перестали послушно укладываться в аккуратные стопочки, а вместо этого разбредались в разные стороны, как стадо непокорных коз. Пришлось завести блокнот, такой же, как у остальных официанток.
В этот день мне впервые захотелось вновь испытать свою память.
Не доставая блокнота, я подошла к посетителю, занявшему место у окна.
Блондин в голубом пуловере, повесив джинсовую куртку на вешалку и пристроив объемистый рюкзак на соседнем стуле, изучал меню.
– Доброе утро, – поздоровалась я. – Может быть, сразу кофе? Сегодня у нас до десяти утра…
Он поднял голову, и я запнулась.
Это был тот самый Мартин из нашего института. Прибалтийская звезда, о которой ходило столько невероятных слухов.
Голубоглазый, золотоволосый, потрясающий.
– Привет! Действительно, давайте сразу кофе. – Улыбаясь, он спросил, с этим своим невероятным акцентом: – И что мне будет за то, что я пришел раньше всех?
– Двадцатипроцентная скидка на эспрессо и капучино. До десяти утра, – несколько скованно ответила я.
Дружелюбный, но пристальный взгляд голубых глаз слегка смущал меня. К тому же вдруг вспомнились Женькины предупреждения.
Но не могла же я отказать посетителю в обслуживании из‑за мутных слухов – мол, ходят тут всякие, а потом Тургеневы из могил пропадают.
– Пусть будет капучино – сто лет не пил. И кружка пусть будет огромной, – продолжил Мартин, по‑прежнему улыбаясь. – У вас есть огромные кружки?
– Разумеется. Есть огромные стандартные… – я показала на стойку, где, подвешенная к держателям, сверкала белоснежная посуда. – А есть и такие… – Я повернулась в другую сторону и указала ему на старый буфет, притулившийся рядом с барной стойкой.
Там, за застекленными дверцами, стояли кружки, чашки, бокалы – разнообразнейших размеров, цветов и форм.
– Что предпочтете? Стандарт или индивидуальность?
– Только отсюда! – Он кивнул на буфет. – Я и сам большая индивидуальность.
Не сомневаюсь, подумала я.
– Тогда выбирайте. Но только не с верхней полки.
– А что на верхней полке?
– Там чашки постоянных посетителей. У каждого своя. Это у нас бонус такой, для тех, кого мы давно знаем.
– М‑м‑м… Я тоже хочу такой бонус, – мечтательно сказал Мартин, но смотрел он при этом не на буфет, а на меня. И что‑то такое было в его взгляде, отчего мне померещилось: не про чашки он говорит.
Сердце вдруг екнуло, и руки задрожали.
Так, Даня, кончай дурить, строго приказала я себе. Как ты ему кофе подавать собираешься, трясущимися‑то руками?
Я подсобралась и вежливо улыбнулась краешками губ.
– Это еще надо заслужить.
Пусть тоже подумает, про чашки ли я говорю.
Мартин сделался подчеркнуто серьезен.
– Я заслужу, – торжественно пообещал он, приложив руку к сердцу.
Его глаза смеялись.
Потрясающие глаза.
Глупое сердце снова трепыхнулось.
– Дерзайте, – сказала я безразлично. – Но давайте вернемся к капучино. Выбирайте свою огромную кружку. Любую. Но не советую брать вон ту, самую большую.
– Потому что она больше похожа на ведро?
– Потому что ведро капучино в нашем «Рае» обойдется вам в целое состояние.
– А как же двадцатипроцентная скидка до десяти утра? – с комичной наивностью приподнял брови Мартин.
– Не поможет, – я зловеще понизила голос.
Мартин понимающе хмыкнул.
– Тогда я хочу вон ту, с Венецией. Она классная.
– Согласна. Мне тоже нравится.
Еще бы не нравилась. Я сама привезла ее из Италии несколько лет назад, когда мы с мамой летали туда на весенних каникулах. Когда Лена придумала эту фишку с личными кружками, мне тоже захотелось внести свою лепту. Я поскребла по сусекам, наткнулась на этот сувенир и отнесла его сюда. Посуды у меня и так было больше, чем нужно, и к тому же хотелось знать, кто выберет мою кружку.
Вот и узнала. Кто бы мог подумать.
Я достала кружку из буфета и передала Эдику заказ. Потом отнесла готовый кофе Мартину.
Тот снова углубился в меню.
– Я жду друзей, – заметил он. – Мы договорились здесь встретиться.
Вспышкой в мозгу мелькнула картина: Мартин, распростертый на постели, и девицы рядом с ним. Знаем, каких друзей ты ждешь, подумала я, и настроение сразу почему‑то испортилось. Мой голос стал холоден, как вчерашняя зола.
– Превосходно. Ваши друзья – наши друзья. Если они успеют до десяти утра, то тоже получат двадцатипроцентную скидку.
Некоторое время Мартин смотрел на меня озадаченно, потом вдруг нерешительно произнес:
– Послушай, Данимира… ничего, что я на «ты»?..
– Да пожалуйста, – я лихорадочно пыталась понять, откуда он знает мое имя. Потом вспомнила про бейдж, приколотый к фартуку, и обозвала себя идиоткой.
– Ты извини, но мне твое лицо кажется знакомым. Мы не могли где‑то уже встречаться?
Надо же. Не думала, что он мог меня запомнить.
– Я учусь в Смольном институте, – кратко пояснила я.
– Точно! А я‑то голову сломал, все думал, откуда я тебя знаю! – Мартин засиял. – Ты та самая красавица, которую я чуть не зашиб в подвале!
Несмотря на явное преувеличение, «красавица» мне понравилась.
– Хорошая зрительная память, – сказала я потеплевшим голосом.
– Не только зрительная. Я ведь и имя твое откуда‑то помню. Редкое имя. И красивое, как и его хозяйка.
А говорят, прибалты медлительные, мелькнуло в голове. Что‑то не похоже. Тут у нас скорее римлянин. Veni, vidi, vici.
Впрочем, этот прямолинейный комплимент, вместо того чтобы добавить мне смущения, странным образом успокоил меня. Если бы ты знал, дружок, подумала я, сколько раз за год девушка с моим именем может слышать такие слова. Должно быть, банальности интернациональны.
Мартин хотел еще что‑то добавить, но тут зазвенел колокольчик у входа, и в зале появились Мартиновы подружки.
Насколько же их поведение отличалось от того, что я привыкла наблюдать в стенах института! Невероятная вещь: они смеялись! Да и одеты были во что‑то разноцветное и жизнерадостное, отчего напоминали теперь не черный ковен, а стайку колибри.
Комментариев нет