– Учиться тебе надо срочно, хозяйка, – сказала Снежка недовольно. – По‑моему, это от безделья тебе всякая ерунда в голову лезет. Тебя родители учиться направили, все условия создали, квартиру купили, денег надавали… умницей‑разумницей тебя считают, доверяют… А ты о чем думаешь? Не отдать ли свою девственность – ведьмино сокровище – Васе Помидорову?
Мне стало стыдно.
Конечно же, тут Снежка была кругом права. Из‑за того, что дни в конце лета выдались одинаково ласковыми, безветренными, приторно теплыми, и даже редкие дожди шли только по ночам, а к утру от ночной влаги не оставалось и следа, мне начинало казаться, что я застряла в каком‑то сладком безвременье. Бесцельные странствия привели меня в состояние духовной невесомости. Иногда я чувствовала себя пчелой, которая отведала сладкого, но уже забродившего виноградного сока и теперь, потеряв все ориентиры, летит навстречу гибельной неизвестности.
Как тут было избежать глупых мыслей?
Но все проходит; прошли и эти беззаботные дни ожидания.
Наступил сентябрь, в остудившемся воздухе горьковато запахло осенью. Я подставила лицо первым свежим ветрам, и они вымели из головы пустое, возвратив мне цельность и ясность рассудка.
Мне так надоело безделье, что в институт я бежала вприпрыжку, размахивая рюкзачком и широко улыбаясь незнакомым встречным.
Студенческое бытие оказалось прекрасным. Я снова встретилась с Женей Журавлевой, обзавелась и другими приятельницами. Жизнь, безусловно, налаживалась.
Правда, немного разочаровала учеба. Пока все, что нам преподавали, было мне хорошо известно, но мама, которой я пожаловалась по телефону, утешила меня.
– Не все же, как ты, выросли при библиотеке с магическим хранилищем, – сказала она. – Какой‑то вводный курс необходим другим. В первое полугодие тебе действительно иногда может быть скучновато. Потерпи, Данечка, когда пойдут спецпредметы и начнутся практические занятия, станет гораздо интереснее, вот увидишь. А уж на втором курсе вообще сказочно. Наша группа на зимнюю практику в Тарту ездила, на целых два месяца. Прекрасные воспоминания. Там, в подвалах университета, такой спецхран – закачаешься! Не знаю, куда пошлют вас, но уверена, скучать не придется.
Мамино воодушевление передалось и мне. Я со смирением повторяла основы и ждала наступления лучших времен.
Но в холодном промозглом ноябре в мою жизнь вошли Мартин и его ковен, и мне уже было не суждено перейти на второй курс.
Никаких поездок.
Никаких волшебных фолиантов.
Ни‑че‑го.
Больше я не хочу вспоминать. Я хочу, чтобы стало темно и тихо, как этого и желал Мартин. И еще я больше не хочу никогда слышать этого имени – Мартин.
Я чувствую сильный толчок в грудь, чувствую боль, картинки из прошлого стремительно скручиваются в сумасшедший пестрый клубок, и этот клубок взрывается ослепительной вспышкой.
Я часто моргаю, и, когда зрение проясняется, передо мной возникает надпись, белая на зеленом: «Для твердых бытовых отходов», и какие‑то цифры – служебный шифр коммунальщиков. Потом я вижу растянутую между стен хрустально‑радужную паутину и седую крысиную морду с внимательным взглядом.
– Дело ведь в нем, в Мартине? – спрашивает крыса. – Из‑за него ты оказалась здесь?
– Да… – Я киваю и чувствую, как мое тело сотрясает крупная дрожь, которую не остановить.
– Трясись, не трясись, а рассказать придется, – безжалостно заключает крыса. – Рассказывай. И вспоминай хорошенько, это самая важная часть твоей истории.
Я снова киваю, но жалобно говорю:
– Я многое не могу объяснить. Я до сих пор не понимаю…
– Рассказывай как помнишь, все остальное – потом. Отпусти память по водам, мне надо узнать твою душу.
– Вы же не дьявол? – спрашиваю я со слабой улыбкой. Вроде как в шутку.
Крыса ухмыляется довольно:
– Ты мне льстишь, деточка. Я всего лишь старая нянька. Смотри на сеть и продолжай.
Старая нянька. Какое странное определение. Но об этом я подумаю завтра. Если оно настанет.
Я не хочу смотреть на сеть и продолжать. Мне даже начинает нравиться, как меня колошматит. Дрожь покоряет меня, темнота зазывает в свою безмятежность, но бесцеремонная старуха снова больно толкает меня жесткими пальцами.
– Ведьма Данимира! Смотри на сеть!
Я открываю глаза.
Паутина вибрирует, вступает в резонанс с дрожью моего тела и постепенно замедляет колебания. Я, подчиняясь ее ритму, успокаиваюсь и снова становлюсь способной мыслить и даже чему‑то сопротивляться.
– Я продолжу, но не могла бы ты перестать постоянно тыкать меня в грудь? – протестую я. – У меня уже все болит от этого тыканья!
Горло крысиной ведьмы издает какой‑то печальный скрипучий звук.
– Дурочка, это я ведь тебе сердце завожу. Я ж говорю, у тебя мало времени. Сосредоточься и рассказывай, не буду тебя перебивать.
Надо же. Мне заводят сердце. Скверно звучит.
Я соскребаю по дальним закоулкам последние остатки разума и рассказываю.
3
Минута, когда я впервые увидела Мартина, впилась в память отравленным жалом. Наверное, есть у людей чувство (не знаю уж, каким по счету оно является), которое ведает предвидением, и некие судьбоносные моменты, хоть мы об этом еще и не подозреваем, запечатлеваются гораздо ярче остальных.
За окном стоял ноябрь, сырой, мрачный, со сгибающимися от северо‑западного ветра оголенными деревьями, с низкими свинцовыми тучами и бесконечными дождями вместо долгожданного снега.
Мы с Женей Журавлевой сидели на скамье в рекреации, в которой сходились несколько длинных коридоров. Я читала Женькин конспект по переплетной магии. Предыдущее занятие я пропустила, потому что несколько дней просидела дома из‑за намечающейся простуды, и теперь наверстывала упущенное.
То ли какой‑то звук на другом конце коридора, то ли что‑то еще заставило меня оторваться от чтения. Я подняла голову, и передо мной предстало зрелище – именно это слово пришло мне тогда на ум. Они шли, как шла бы в небе пятерка боевых истребителей на военном параде, – один самолет на корпус впереди и по два сопровождающих с каждой стороны.
Впереди двигался высокий золотоволосый парень в длинном, темном, каком‑то готическом плаще, вокруг него вихрями клубилась энергия движения. Его длинные вьющиеся волосы развевались, полы плаща тоже развевались, и четыре брюнетки, синхронно шагающие позади, казались его черными крыльями. Это было похоже на начало высокобюджетного блокбастера, где на фоне титров в замедленной съемке шествуют главные герои, и с первых кадров становится ясно, кто в конце концов надерет задницу всем злодеям.
Я, как под гипнозом, не могла оторвать глаз от этой удивительной пятерки, которая так красиво и слаженно вышагивала по коридору.
– Челюсть подбери, Данька, – тихо, почти на ухо сказала мне Журавлева.
Я проглотила слюну и поспешно закрыла рот.
– А кто это? – так же тихо спросила я.
– Ты что, их никогда не видела? Шергина, ты меня поражаешь. Выползай хоть иногда из‑под камня! Это же наша звезда, Мартин. И его свита… тоже звезды, институтского масштаба.
Комментариев нет