– Быстренько так поговорили… Это был Антуан, как вы могли понять. Он сказал, что сейчас тоже в Арле и, «если мы не возражаем», ждет нас в кафе, которое мы знаем, и повесил трубку.
– Вообще-то мы были только тут, поэтому знаем только это кафе, – Артур начал пристально вглядываться в лица посетителей ресторана. – Но что-то я не вижу никого хоть мало-мальски похожего на священника.
– Постойте! – вскрикнула Сэнди. – Мы же с вами в Арле!
– Умница, Сэнди, ты отлично ориентируешься! – кажется, Артур перенял царившую в компании привычку подтрунивать друг над другом.
– Да подожди! – отмахнулась Сэнди. – Вспомните, кто прославил этот город больше всех?
– Цезарь, – не колеблясь, ответил Саймон. – Но, пожалуй, шеф-повар этого ресторана отвоюет у него пальму первенства.
– Ван Гог!
– Конечно, Николь! А теперь: какая картина Ван Гога прежде всего приходит вам на ум?
– Автопортрет, где он без уха, – предположил Артур.
– Подсолнухи! – ответила Николь.
– «Мост в дожде. Подражание Хирошиге», – подал голос профессор Дикселль.
– Скромнее нужно быть, Саймон! – Лео укоризненно покачал головой. – Сэнди имеет в виду «Террасу ночного кафе». Так?
– Бинго! – засмеялась Сэнди. – И мне кажется, что человек, выдающий себя за Писарро, но наверняка знающий, что все мы должны разбираться в истории искусства, имеет в виду его же.
– Сэнди, если не получится с талисманом, нам с тобой нужно будет как-нибудь поучаствовать в телевикторинах, – сказала, улыбаясь, Николь.
– Друзья! – перебил Леонард. – Он уже ждет нас, так что, давайте обсудим «Как стать миллионером» по дороге!
Он подозвал официанта и вместе со счетом попросил назвать адрес «ночного кафе». Юноша удивленно поднял брови: «Неужели господа по-прежнему голодны? Может, я могу предложить вам что-нибудь еще?» Но, выслушав всеобщие уверения в том, что гости просто хотят ознакомиться со знаменитой достопримечательностью, сообщил, что «Ночное кафе» находится совсем недалеко, буквально в пяти минутах ходьбы.
– Однако, месье, я очень не рекомендую вам что-нибудь там есть, – добавил он. – Хозяева так горды историей заведения и, благодаря поклонникам Ван Гога, настолько не нуждаются в клиентах, что совершенно не заботятся о кухне…
Улицы были уже пустынны – поздней осенью провинциальные города засыпают рано. Гулкие переулки разносили эхо шагов, и вскоре между домами показалась освещенная лимонным светом фонарей площадь Форума.
Через минуту все испытали странное ощущение дежавю. Это было, как оказаться внутри картины, которая, сколько себя помнишь, висела в гостиной твоего дома. Тот же свет, тот же дощатый пол, те же столики и те же апельсиновые звезды на темно-фиолетовом небе. Терраса «Ночного кафе» Ван Гога. Не узнать было невозможно. Так же, как и высокого, чуть сутуловатого человека в черном, чья фигура, высвеченная фонарем, возвышалась посреди миниатюрной площади.
– Это он! – прошептала Сэнди.
Мужчина, целиком пребывая в собственных мыслях, не замечал остановившуюся чуть поодаль компанию.
– Странно, – проговорил Лео, – он не сообщал, как выглядит, но я тоже уверен: это он.
– Идем? – Николь двинулась по направлению к незнакомцу. Остальные поспешили следом.
Совсем не так представляла себе Сэнди провинциального священника. Освещенный уличным фонарем, перед ними стоял человек, олицетворявший суровую мужественность: тонкие плотно сомкнутые губы, большой острый нос с горбинкой, длинное узкое лицо с впалыми щеками и резко очерченными скулами, коротко стриженые волосы, седеющие на висках. Но главным в этом лице были глаза: очень внимательные, они почти гипнотизировали. «Вот что такое смотреть в душу», – промелькнуло в голове Сэнди. В этот момент обладатель завораживающего взгляда, узнав в подошедших к нему тех, кого он дожидался, шагнул навстречу, и его тонкие губы неожиданно расплылись в широкой обаятельной улыбке, а испытующая строгость взгляда сменилась лучистой теплотой.
– Добрый вечер! – он протянул руку. – Антуан. Прошу вас, – и он жестом показал вглубь знаменитого кафе.
Когда все разместилась за столом, первым заговорил священник:
– Я прошу извинить меня за столь позднее свидание. К тому же, у меня очень мало времени. Как я уже говорил вам, послезавтра я надолго улетаю в Тибет. А сегодня я был по делам в Арле, и рад этой возможности встретиться с вами в нейтральном месте. И познакомиться.
Его речь была абсолютно спокойной, в движениях отсутствовала какая-либо суетливость, а во всем поведении не было ни малейшей неловкости, возникающей обычно при первой встрече незнакомых людей. Он либо искусно владел собственными эмоциями, либо у него их попросту не было. Его лицо, казалось, было лишено мимики. Он казался бы угрюмым, если бы не улыбка, время от времени буквально озарявшая его лицо.
– Видите ли, – продолжал он. – Быть Писарро – несколько обременительно. Малограмотные журналисты, наивно-любознательные студенты, фанатичные поклонники истории и просто любопытные сумасшедшие без устали пытаются раскопать что-то новое, касающееся прошлого моей семьи. Здесь, в Арле, судьба фамилии Писарро особенно причудлива: потомки конкистадора произвели на свет одного из известнейших художников-импрессионистов. И я, в известном смысле, отдуваюсь за обоих… – он чуть грустно улыбнулся. – Я не сомневался, что вы сообразите, о каком кафе я говорю, назначая встречу – это простейший тест даже не на профессионализм, а на грамотность… Именно здесь некогда встречались Камиль Писсаро, Ван Гог и другие художники, которых тогда, после первых их выставок, еще называли отверженными… Впрочем, они сидели обычно вон там, чуть дальше, – Антуан указал на дальнюю стену кафе, где и сейчас была видна надпись «Тамбурин». Так когда-то называлось кафе. – Кто-то интересуется Камилем Писсаро, другим не дают покоя американские приключения Франсиско Писарро. Раньше я встречался и беседовал с этими людьми, но после нескольких статей, полностью искажающих мои слова, понял, что, если дорожу историей семьи, я не должен беседовать о ней с профанами.
Задумавшись, он сделал долгую паузу. Была ночь, на площади уже никого не было, и только официант неспешно протирал столики. Пахло осенней листвой и вдруг вспоминалось, что Ван Гог убеждал, что, рисуя ночь, не нужно брать черную краску. Потому что ночь была серебристой, фиолетовой, синей, но никак не черной.
– Так что, – продолжил он ровным голосом, – теперь я избегаю встреч со всеми, кто жаждет тайн. – Тут он ослепил гостей уже знакомой, но каждый раз совершенно неожиданной улыбкой.
– Надеюсь, вы понимаете теперь, почему я вначале столь жестко ответил на ваше предложение о встрече. Но звонок моего дальнего родственника, Чучо Гузмана, – Сэнди вздрогнула, услышав это имя, – заставил меня изменить решение. Впервые речь шла не о том, чтобы выведать что-то, а о том, чтобы что-то открыть мне. Чучо сказал, что в ваших руках – уникальное письмо Франсиско. Конечно, я очень хотел бы взглянуть на него. А перед этим – удостовериться в честности ваших намерений, познакомившись с вами… Собственно, для этого я и предложил вам встретиться здесь.
Комментариев нет