Темная дверь захлопнулась, и я отпрянула назад, вырывая руку.
Что за черт? Кровь эхом стучала у меня в ушах. Я закрыла глаза.
– Опять? – воскликнула Кейт. – Ох, Руби, прости. Когда меняли машины, надо было попросить что‑нибудь от желудка.
Так же, как и все остальные, она ничего не заметила.
– Знаешь, – сказала Кейт через некоторое время. Она смотрела на темную дорогу. Небо вдалеке начало светлеть. – Это было очень храбро с твоей стороны – принять таблетки и пойти со мной. Я знала, что ты не просто пай‑девочка, какой казалась в лазарете.
Я не храбрая. Если бы это было так, я бы овладела своим даром, не обращая внимания на то, насколько он ужасен. Я бы ела, спала и работала среди других оранжевых или, по крайней мере, вышла из тени желтых и красных.
Эти ребята так гордились своей силой. Они использовали любую возможность, чтобы вывести лагерных инспекторов из себя, вредили СПП, поджигали собственные боксы и душевые в попытке прорваться к воротам. Еще они внушали мысли. Взрослые начинали думать, что их семья убита или жена флиртует с другим, и сходили с ума.
Отмахнуться от них было невозможно. Разве что отойти в сторону да отвернуться, пока они идут мимо. Я же сидела на попе, словно «овощ» с помутневшим сознанием, стараясь не привлекать внимания, не позволяя себе даже мысли о том, что хочу или могу убежать. Думаю, целью тех ребят было выбраться из лагеря. И они пытались сделать это самостоятельно.
Но ни одному из них не удалось этого сделать до шестнадцатилетия.
Существуют тысячи способов распознать ложь. Совсем не обязательно залезать человеку в голову, чтобы заметить первые тревожные звоночки, ощутить опасность или дискомфорт. Чаще всего, единственное, что нужно делать, – это наблюдать. Обычно человек, разговаривая с тобой, отводит глаза, или добавляет в рассказ излишние подробности, или отвечает вопросом на вопрос. Я (и еще двадцать четыре моих одноклассника) узнали об этом во втором классе, когда мой папа, полицейский, прочитал нам лекцию под названием «Опасный незнакомец».
Но Кейт молчала. Конечно, она рассказывала мне всякие невероятные вещи, но говорила лишь до тех пор, пока мы не поймали радиосигнал. Из колонок зазвучал официальный голос.
– Есть! – воскликнула доктор, ударив по рулевому колесу. – Наконец‑то!
– По последним сообщениям, президент отклонил предложение британского премьер‑министра о встрече, на которой должны были обсуждаться возможные финансовые вливания для устранения мирового экономического кризиса, а также то, как вернуть равновесие мировым фондовым рынкам. Когда его попросили пояснить свое решение, президент сослался на экономические санкции, которые Соединенное Королевство применило в отношении США.
Кейт подкрутила громкость. Голос репортера то пропадал, то появлялся вновь. Когда помехи закончились, я подпрыгнула от услышанного.
– …вчера сорок пять женщин были арестованы в Остине, штат Техас, за попытку избежать регистрации новорожденных. Женщин будут содержать в подходящих условиях до тех пор, пока младенцы не появятся на свет, а затем детей изымут ради обеспечения безопасности матерей и всего населения штата Техас. Генеральный прокурор заявил… – Голос резко сменился на другой, более низкий и скрежещущий. – Согласно новому Приказу № 15, президент Грей выписал ордер на арест любого человека, вовлеченного в эту опасную деятельность…
– Грей? – я вопросительно посмотрела на Кейт. – Он все еще на президентском посту?
Грея выбрали, когда регистрировались первые случаи заражения ОЮИН. Кажется, у него были темные волосы и темные глаза. Больше я ничего не могла вспомнить. Да и эти скудные факты остались в памяти лишь благодаря тому, что инспекторы развесили портрет его сына Клэнси по всему лагерю. Как доказательство возможности излечения для каждого. В памяти всплыло яркое воспоминание о последнем дне в лазарете. Портрет Клэнси будто следил за мной.
Она недовольно покачала головой.
– Грей продлил собственный срок на неопределенное время, чтобы, как он выразился, «урегулировать пси‑ситуацию, избавив Соединенные Штаты от телекинетических актов террора и вандализма». И даже упразднил Конгресс.
– Как же он собирается это делать? – спросила я.
– С помощью так называемых военных сил, – пояснила Кейт. – Примерно через год или два после того, как тебя забрали, несколько пси‑подростков чуть не спалили Капитолий.
– Чуть не спалили? То есть?
Кейт окинула меня изучающим взглядом.
– Это означает, что им удалось уничтожить лишь ту часть, где располагался Сенат. Грей успешно контролировал правительство до тех пор, пока не прошли новые выборы Конгресса. Потом вспыхнули бунты. СПП забирали детей из школ без согласия родителей. Экономика пришла в упадок, в стране разразился дефолт. Ты удивишься, узнав, как мало значит твой голос, когда теряешь все.
– Как же вы позволили ему все это? – Мой желудок судорожно сжался.
– Никто ему ничего не позволял. Хаос повсюду, Руби. Грей пытается удержать власть, но каждый день на бунты выходит все больше и больше людей. Голод заставляет их преступать закон.
– Моего дядю убили во время мятежа.
Кейт обернулась так резко, что машину занесло на соседнюю полосу. То, что Мартин проснулся, я поняла еще минут десять назад. Дыхание мальчика стало ровнее, он перестал сопеть и причмокивать. Но заговаривать первой мне не хотелось, так же как и прерывать Кейт.
– Соседи ограбили его магазин, а дядя даже не мог защититься.
– Как ты себя чувствуешь? – Голос Кейт по сладости мог соперничать с ароматом ванили.
– Наверное, хорошо. – Мартин сел, попытавшись пригладить растрепанные темные волосы. На щеках отпечатались следы кресла, лагерная футболка выглядела на размер меньше, чем нужно. Тем не менее рос он медленнее своих соседей по боксу. Я была выше всего на один‑два дюйма, притом что рост у меня средний. Если Мартин и был младше, то не больше, чем на год.
– Я рада, – сказала Кейт. – Если хочешь, сзади есть бутылка воды. Следующая остановка примерно через час. Нужно будет сменить машину.
– Куда мы едем?
– В Марлинтоне, Западная Вирджиния, нас ожидает друг. Заберем новую одежду и документы для каждого из вас. Мы почти приехали.
Я уже решила, что Мартин опять заснул, когда с заднего сиденья раздался голос:
– А куда потом?
Радио внезапно ожило, из динамиков зазвучали обрывки песни «Лед Зеппелин». Затем все смолкло, и в машине вновь воцарилась тишина.
Я чувствовала, как глаза Мартина буравят мою шею. Хотелось обернуться и ответить тем же, но поддаться было бы непростительной слабостью. Впервые со времен сортировки мальчик‑ровесник находился так близко. За годы жизни по разные стороны дороги я начисто отвыкла от противоположного пола, и теперь некоторые детали во внешности мальчика заставляли меня нервничать. Например, едва заметные веснушки на лице или сросшиеся брови.
Что я могла ему сказать? Что рада его видеть? Что мы последние из оранжевых? Первое было истиной, второе – чем‑то очень близким к ней.
Комментариев нет