Давос тоже хотел бы. Станнис наделил его землями, титулами и почетными должностями, но готов ли он платить золотом за его жизнь? Было бы у него это золото, Салла бы остался при нем.
– Можете спросить его сами, милорд. Его величество в Черном Замке.
– А Бес? Тоже там?
– Бес? – не понял Давос. – Он сидит в Королевской Гавани, приговоренный к смерти за убийство племянника.
– На Стене всё последними узнают, говаривал мой отец. Карлик бежал. Пролез сквозь решетку и голыми руками растерзал родного отца. Гвардеец видел, как он убегает, весь в крови с головы до ног. Того, кто его убьет, королева сделает лордом.
Давос не поверил своим ушам.
– Вы хотите сказать, что Тайвин Ланнистер погиб?
– От руки своего сына, да. – Лорд хлебнул пива. – Когда на Сестрах правили короли, карликов не оставляли в живых. Бросали в море, в жертву богам. Септоны, благочестивые дураки, отменили этот обычай. Зачем сохранять жизнь тем, кого боги сотворили чудовищами?
Тайвин умер… это меняет всё.
– Милорд позволит мне послать к Стене ворона? Хочу, чтобы его величество узнал о смерти Тайвина Ланнистера.
– Узнает когда‑нибудь, только не от меня. И не от тебя, пока ты пребываешь под моим протекающим кровом. Никто не сможет сказать, что я оказал Станнису хоть какую‑то помощь. Сандерленды втравили Сестер в два мятежа Черного Пламени, и все мы горько поплатились за это. Сядь, сир, пока не упал. – Лорд Годрик махнул ложкой в сторону стула. – В моих чертогах сыро, холодно и темно, но кое‑какие манеры мы соблюдаем. Сухая одежда тоже найдется, когда поешь. – На его зов в чертог вошла женщина. – У нас гость. Тащи сюда пиво, хлеб и сестринскую похлебку.
Пиво было темное, хлеб черный, похлебка в корытце из черствой буханки – молочно‑белая. Лук‑порей, морковка, ячмень, желтая и белая репа сочетались в ней с моллюсками, крабами и треской, а заправлялось все это маслом и сливками. Это блюдо прогревает едока до костей – в самый раз для холодной дождливой ночи. Давос, преисполненный благодарности, погрузил ложку в хлебную миску.
– Едал раньше такую?
– Доводилось, милорд. – Эту похлебку подавали во всех тавернах и гостиницах Трех Сестер.
– А я тебе скажу, что такой ты еще не пробовал. Ее Гелла готовит, дочь моей дочери. Ты сам женат, Луковый Рыцарь?
– Женат, милорд.
– Жаль. Гелла у нас незамужняя, а из дурнушек выходят самые лучшие жены. Крабы тут трех видов: красные, паучьи и победители. Паучьих я только в похлебке ем, чтоб не чувствовать себя каннибалом. – Лорд показал на знамя, висевшее над холодным очагом: белый паучий краб, вышитый на серо‑зеленом поле. – Мы слышали, будто Станнис сжег своего десницу.
Верно, сжег. Алестера Флорента, который занимал этот пост перед Давосом. Мелисандра отдала его своему богу, чтобы обеспечить попутный ветер до самой Стены. Лорд Флорент, пока люди королевы привязывали его к столбу, был спокоен и сохранял достоинство, насколько это доступно полуголому человеку, но как только огонь лизнул его ноги, начал кричать. Эти‑то крики, если верить красной женщине, и принесли их благополучно в Восточный Дозор. Давосу ветер не пришелся по вкусу: он отдавал горелым мясом и человеческим голосом выл в снастях. На месте Алестера вполне мог оказаться и сам Луковый Рыцарь.
– Я, как видите, не сгорел – разве что едва не замерз в Восточном Дозоре.
– Стена, она такая. – Женщина принесла горячий, только что из печи, хлеб. Лорд, заметив, как уставился Давос на ее руку, сказал: – У всех Боррелов такая отметина, вот уже пять тысяч лет. Это дочь моей дочери – не та, что похлебку варила. – Он разломил хлеб и дал половину Давосу. – Ешь, это вкусно.
Хлеб и впрямь был хорош, но Давос бы и черствой корке порадовался: это означало, что его принимают как гостя хотя бы на эту ночь. У лордов Трех Сестер темная репутация, особенно у Боррела, лорда Пригожей Сестры, Щита Систертона, владетеля Волнолома и хранителя Ночного Фонаря. Но даже лорды‑разбойники и грабители потерпевших крушение кораблей подчиняются древним законам гостеприимства. До рассвета Давос, отведав хлеба и соли этого дома, во всяком случае, доживет.
Похлебку, однако, сдобрили не одной только солью.
– Никак, шафран? – Эту пряность, ценившуюся дороже золота, Давос пробовал только раз: король Роберт, пируя на Драконьем Камне, угостил его приправленной шафраном рыбой.
– Да, квартийский. Перец тоже бери. – Лорд Годрик поперчил собственную похлебку. – Черный волантинский, не первый сорт, зато можно не скупиться. У меня его сорок сундуков, а еще гвоздика, мускатный орех и фунт шафрана. Всё от одной черноглазой девицы. – Лорд засмеялся, и Давос заметил, что все зубы у него целы – желтые, правда, а один совсем почернел. – Она шла в Браавос, но шторм занес ее в Укус и разбил о мои скалы. Ты у меня не единственный штормовой дар: море жестоко и коварно.
Не столь коварно, как человек. Предки Годрика, пока Старки не обрушились на них с огнем и мечом, пиратствовали в открытую. Теперь сестринцы, предоставляя это занятие Салладору Саану и прочим заморским жителям, ограничиваются разбитыми кораблями. Маяки, горящие на Трех Сестрах, должны предупреждать моряков о мелях и рифах, но в штормовые и туманные ночи здесь порой зажигают ложные огни, заманивая неосмотрительных капитанов на скалы.
– Шторм сделал тебе добро, пригнав тебя к моему порогу. В Белой Гавани тебя бы холодно приняли. Опоздал ты, сир. Лорд Виман хочет склонить колено, но не перед Станнисом. Мандерли по сути не северяне. Они пришли на Север каких‑то девятьсот лет назад со своим золотом и своими богами. Они были большими господами на Мандере, но чересчур занеслись, и зеленые руки их свергли. Волчий король взял их золото, а взамен дал им землю и разрешил сохранить богов. – Годрик подобрал хлебом остатки похлебки. – Толстяк на оленя не сядет – зря Станнис надеется. Двенадцать дней тому в Систертон зашла «Львиная звезда» набрать пресной воды. Знаешь такую? Багряные паруса и золотой лев на носу. На борту полно Фреев, едущих в Белую Гавань.
Этого Давос ожидал меньше всего.
– Фреи убили сына лорда Вимана!
– Да, и толстяк дал обет не брать в рот ничего, кроме вина и хлеба, пока не свершит свою месть. К вечеру того же дня он уже обжирался крабами и сластями. Между Сестрами и Белой Гаванью постоянно ходят суда. Мы им – рыбу, крабов и козий сыр, они нам – дерево, шерсть и шкуры. Его милость, насколько я слышал, стал еще толще, вот тебе и обет. Слова – это ветер, а изо рта Мандерли исходят те же ветры, что из его зада. – Лорд подобрал всю похлебку дочиста. – Фреи везут ему кости сына. Некоторые называют это учтивостью. Будь это мой сын, я сказал бы спасибо, а потом повесил их всех, но толстяк для этого чересчур благороден. – Лорд прожевал хлеб. – Я позвал Фреев на ужин. Один сидел на том самом месте, где ты сейчас. Звать его Рейегар – я чуть не фыркнул ему в лицо, как услышал. Он потерял жену, и в Белой Гавани его ждет невеста. Вороны тучами летали туда‑сюда: лорд Виман и лорд Уолдер намерены скрепить свой союз браком.
Комментариев нет