Стервятник

– Да. Простите за откровенность, мне, конечно, больно и горько, но так уж получилось, что о жене я давно уже думал как о бывшей… Это плохо?

– Ну что вы, Родион Петрович… Это жизнь. И все же позвольте мне настоять на своем.

– Да к чему?

И спохватился вдруг. Возможно, ему сейчас как раз и полагалось немного бояться загадочных убийц? Пожалуй. Нельзя представать очень уж уверенным в своей полной безопасности…

– Если надо… – сказал он, словно сдаваясь. – Вот только как это будет выглядеть?

– Какое-то время вы будете ставить в известность о всех своих перемещениях человека, с которым я вас сейчас познакомлю. – Она слегка покривила губы. – Не беспокойтесь, в вашей спальне он не будет присутствовать, на вашу личную жизнь никто не посягает, тем более что речь идет о невесте… Видите ли, мы не знаем еще, каковы были мотивы. Вы можете ничего не знать – но они могут придерживаться другого мнения…

– Вы думаете, мне что-то грозит? – постарался он сделать испуганное лицо.

– Я обязана предусмотреть все случайности. Служба такая.

– И надолго это?

– Не знаю, честное слово.

«Сработал на свою голову, – сердито подумал он. – Только персонального хвоста и не хватало. Ну, предположим, акций больше не предвидится, но нужно еще съездить к Виталику, да и с Ириной придется встречаться. Самое смешное, хвост будет не шпионить, а охранять от несуществующих в природе гангстеров, обхохочешься… Ладно, после всего прожитого не так уж трудно будет от него оторваться…»

Видимо, она нажала кнопку под столом – и не успела вынуть руку из-под столешницы, как дверь распахнулась.

– Познакомьтесь, – сказала она. – Старший лейтенант Сурганов, ваш ангел-хранитель на ближайшие несколько дней.

Родион обернулся – и приложил грандиознейшие усилия, чтобы лицо осталось бесстрастным. Это был тот, из обменного пункта, он же «подставка» из поезда – высокий, крепкий, светловолосый, в тех же черных джинсах и клетчатой рубашечке… На краткий миг сердце оборвалось – что, если тут тонкий умысел, дьявольская игра, ловушка? Нет, рано паниковать, допрос шел бы совершенно иначе, заподозри они что-то…

– Послушайте, я вас помню, – сказал он простецким тоном. – Я тогда ехал мимо обменного пункта, а вы с каким-то капитаном меня остановили и попросили подвезти до УВД…

– Да? – Старший лейтенант смотрел на него, как на незнакомого, и этот взгляд успокоил Родиона окончательно. – Я и не запомнил вас тогда, голова была другим забита… Надо же, совпадение…

– Ну, давайте все быстренько обговорим, – сказала майор Шевчук. – У меня еще масса дел, уж простите, Родион Петрович…

Он предпринял последнюю попытку отбиться от нежданной чести:

– Вообще-то, у меня дома лежит газовый пистолет, от жены остался…

Увы, эта фраза возымела обратное действие. Она совсем было собралась улыбнуться, но вспомнила, что говорит с мужем злодейски убитой женщины, посерьезнела:

– Во-первых, Родион Петрович, пистолет должен быть должным образом зарегистрирован, а во-вторых, против таких людей он вам ничем не поможет…

…Нежданно-негаданно Родион оказался самым натуральным «охраняемым лицом». Нужно отдать им должное, они не доставляли хлопот – ехали следом на ничем не примечательной белой «семерке», чертов Сурганов по имени Слава и второй, которого Родиону так и не представили. Если не поглядывать в зеркальце, можно решить, что никакого хвоста и нет. Главное, не навести их на «берлогу»… Сколько дней пройдет, прежде чем отстанут? Вряд ли отцепятся скоро…

Соблюдая уговор, он ехал не спеша и лихих маневров не совершал. Припарковал машину возле магазина «Арлет», купил мороженое, свежие газеты, устроился на скамейке. Слава-клетчатый расположился чуть поодаль, мастерски притворяясь, что они незнакомы. Так и хотелось его пристукнуть, но такой роскоши себе никак нельзя было позволить…

Самое интересное, двойное убийство на Каландаришвили в газеты так и не попало. Несомненно, коллеги Лики и Толмачева нажали на все кнопки, до которых смогли дотянуться, и понять их легко: очень уж порочащие декорации сему убийству сопутствовали. Парочка семейных прелюбодеев, занимавших немаленькие посты в «Шантар-Триггере», сексодром, оборудованный в служебном офисе, надо полагать, за казенный счет… Для репутации фирмы такая плюха, безусловно, станет не роковой, но весьма обременительной… Интересно, сколько отвалили вахтеру, чтобы помалкивал?

Впрочем, и о безвременно скончавшемся самой естественной смертью (по российским меркам конца двадцатого века) Вершине практически перестали писать. В тех газетах, что полагали себя респектабельными столпами «четвертой власти», он удостоился пары строчек – да и то возвещавших, что следствие продолжается, но никаких подвижек пока что не произошло.

Зато «Шантарский сплетник», как и следовало ожидать, потрудился на славу. В отличие от чопорных изданий, объявлявших себя не более не менее как сибирскими аналогами «Вашингтон пост» или «Тайме» (но черпавших доходы главным образом из рекламы сомнительных фирм и дотаций от властей), «Сплетник» честно признавался, что является бульварнейшей газеткой (и даже сделал эти два слова подзаголовком). Его владельцы были достаточно осторожны, чтобы не навлечь на себя гнев по-настоящему опасных фигур или заведомо проигрышные судебные процессы, но в тех случаях, когда точно знали, что последствий не предвидится, лезли вон из кожи. Вот и сейчас Родион не без удовольствия прочитал обширный репортаж о личной жизни покойного – начинающая певичка из ресторана «Приют путника», скороспелые мемуары секретарши г-на Вершина под лихим заголовком «Меж телефоном и факсом», скандальная история с флагом города, который послужил вдребезги пьяному и голому бизнесмену чем-то вроде римской тоги, когда он держал ночью речь перед памятником Чехову на набережной, случай с кордебалетом из варьете «Шантеклер», в полном составе приглашенном на зафрахтованный теплоход… Насколько он мог судить, Вершин продолжал традиции старорежимных золотопромышленников, чудивших так, что исправники на десять верст вокруг прятались в чуланах, а губернатор страдал мигренью и ипохондрией – и, мало того, творчески их развивал. Именно Вершин, погрузив на борт воздушного лайнера полсотни японских телевизоров и примерно такое же количество репортеров, велел держать курс на Северный полюс, где вся эта компания, за время полета накачавшаяся шампанским, бодро вышвырнула импортные ящики за борт, все до одного. Прежде чем свалиться в здоровом алкогольном сне, Вершин успел сделать официальное заявление для прессы: выяснилось, он таким образом протестовал против засилья зарубежного товара и выражал надежду, что принадлежавший ему радиозавод переплюнет всех этих косоглазых в сжатые сроки. Каким-то чудом никто не вывалился в распахнутую дверь, а конкурент Вершина Зыбунов, чьей фантазии хватило лишь на хоккейный матч, устроенный на том же полюсе, умирал от зависти…

Смешно, но Родион, не спеша прочитав все это, ощутил к Вершину нечто вроде симпатии – увы, чувства эти оказались несколько запоздалыми. «Вообще, – повторил он про себя, – Ирину можно понять…»