Перешел улицу, равнодушно обогнув троицу беседовавших возле остановки милиционеров – из рации у одного доносились неразборчивые сквозь треск помех реплики, завернул за угол и сел в машину. Подумал, что нужно бы поехать к Соне и договориться насчет толкового алиби, но тут же отбросил эту идею. Все должно было обойтись и так. Зойка отправилась с подружками на дискотеку, он предусмотрительно сказал ей, что собирается смотреть фильм по видео, – пусть потом следователь доказывает, что дома его не было. Спал здоровым алкогольным сном, хватив лишнего из-за бытовых сложностей: супруга вновь работала до полуночи, скучно было сидеть одному… А пистолет через четверть часа попадет в тайник, под кучу старых железяк…

…Приехав домой, он и в самом деле поставил французскую комедию. Когда вернулась Зойка, никакого удивления из-за отсутствия матери не выказала – как и он, держась со всегдашним спокойствием. В одиннадцать она отправилась спать, а Родион решил было ради пущего правдоподобия обзвонить парочку больниц в поисках законной супруги, но передумал. Ему шептали на ухо, что это, наоборот, как раз и покажется подозрительным – пожалуй, в такой ситуации ничего не ведающему, но злому до предела мужу стоит хватить пару стаканчиков и завалиться спать. А утром поскандалить вдоволь – должна же она утром вернуться?!

Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух, что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в Манск, на радиозавод, – такое уже случалось, звонить было некогда… Однако Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки – быстрый, всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде – мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери познают еще в колыбели…

В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион, ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации разъяренному, перенервничавшему мужу.

Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке – Ликин шофер, он же телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его зовут, хотя Лика и говорила.

– Простите, можно Анжелику Сергеевну? – вежливо спросил белобрысый холуй.

Перекосившись должным образом от нешуточного удивления, Родион помолчал немного и агрессивно бросил:

– Вам, по-моему, виднее, где она может быть…

– Простите? – Холуенок был невозмутим.

– Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, – сказал Родион. – Ясно?

– Вы серьезно?

– Серьезно! – рявкнул Родион с видом доведенного до белого каления подкаблучника. – Как уехала вчера утром с вами, так и не появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть позвонить… – и шутовски расшаркался: – Я, конечно, в меру своего убогого разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы – или вам поручить, в конце концов… Всего хорошего! – и решительно захлопнул дверь перед носом опешившего холуя.

Тот не стал звонить вторично – затопотал вниз по лестнице. Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся вслед – каша заваривалась…

Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если все-таки появится, – и повесила трубку, забыв попрощаться.

Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился. В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения «Скорой помощи», больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекрасно осведомлен о ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там кто-то непременно выломает дверь под номером 415… Ну да, личная машина Толмачева осталась на Каландаришвили, должны же сообразить…

Без «Зауэра», из предосторожности оставленного в тайнике, Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики – помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему…

Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться.

…Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как призовой бегун. Главное было – не расхохотаться им в лицо…

Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена. Лица на ней не было – импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На рукаве у него красовалась эмблема РУОП – белая рысь в черном круге. Ага, расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом дорожке…

– Ну что, отыскалась пропажа? – спросил Родион все так же агрессивно. – Какие дела?

Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального, казенно-привычного участия:

– Родион Петрович?

– Тридцать шесть лет Родион Петрович. – Он сбавил на полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и раздражен. – В чем дело?

Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче:

– Тут такое дело… Вам придется поехать с нами.

– Куда это? – взвился Родион. Потом «сообразил что-то», и, «охваченный нарастающей тревогой», подался вперед: – Случилось что-нибудь? Лика?

Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в «полной расстроенности чувств» схватил его за рукав серого бушлата:

– Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не авария… «Да говори ты, болван, – добавил он мысленно, – а то я непременно хохотать начну…»

Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со вздохом поведал:

– Родион Петрович, ваша жена погибла…

Родион уставился на него так оторопело, что Светочка зарыдала еще пуще, по-детски шмыгая носом.

 Глава двадцать седьмая Казенный дом

Симптомчик был весьма обнадеживающий – Родиона вызвали не повесткой. Неудобно, должно быть, вызывать повесткой убитого горем мужа безжалостно застреленной гангстерами молодой женщины. Предварительно созвонившись, к нему прибыл парень лет тридцати, в штатском, профессионально неброский, оперуполномоченный старший лейтенант такой-то – фамилию он пробормотал довольно невнятно, старательно сунул под нос красную книжечку, но Родион ее отстранил с горестным видом, отрешенным голосом заявив, что верит и так.