Стервятник

Он вскочил. Сходил в прихожую, вернулся с зеленой банкнотой, украшенной портретом президента Гранта, сунул девушке:

– Держи.

– А взамен? – прищурилась она.

– А поговорить, – сказал он. – Без всякой морали и обоюдного плача в жилетки. Честный бизнес, а?

– Ну валяй…

– Нравится тебе все это?

– Ты как пацан, честное слово, – сказала Соня ничуть не сердито. – Или журналист – был у меня такой, оргазм ловил не на мне, а от собственных вопросиков и моих старательных ответов, трахать так и не стал, побежал репортажик черкать… Ну, не так уж и нравится. С одной стороны. А с другой – меня, милый, в этот веселый бизнес не на аркане тянули. И вопреки разным там идиотским статейкам уволиться из этой конторы даже проще, чем развестись в суде бездетным супругам, друг к другу претензий не имеющим. А мне так и совсем просто – я с нашим боссом на одном курсе училась, вместе, считай, сбегали в сей увлекательный бизнес… Ну, а потом? Куда прикажешь податься самой заурядной в плане интеллекта и способностей девочке? Разве что подловить муженька из пожилых, кое-кому из девочек везет иногда. Я с тобой так откровенно насчет этого говорю, поскольку персонально тебя на предмет брака охмурять не собираюсь… – Она покосилась не без лукавства. – Хотя при некоторых усилиях это предприятие могло бы и выгореть… Берешь замуж, Родик? Ну вот, не берешь…

– Я даже не знаю, честно… – сказал он. – Сам не пойму, что в голове творится…

– Тоже мне, бином Ньютона. Коньяк там плещется, только и делов… В общем, Родик, есть такая расхожая мудрость: «бывает и хуже». Так оно и обстоит. Клиент идет в большинстве своем приличный и чисто вымытый, на приличную жизнь хватает, косячникам, тьфу-тьфу, ни разу не попадалась…

– Кому?

– Есть такие орлы. Заманят на хату или подловят – и понужают сутки-двое во все дырки. Причем совершенно бесплатно, если ты не знал… И никому не пожалуешься – тот еще народ, кто из-за меня станет стрелку назначать? Короче, наше профессиональное пугало. – Ее явственно передернуло. – Единственное неудобство, пожалуй…

– А потом?

– А черт его знает, – сказала она устало. – Кто теперь загадывает наперед? Пробую копить понемножку, оборачиваю в зеленые – кое-как идет… Там видно будет. Опять-таки, выпадают премиальные… Будут премиальные, Родик? За душевный стриптиз вкупе с телесным?

– Будут, – сказал он рассеянно.

– Я вами очарована и околдована, мистер Робин Гуд… – Соня прильнула к нему, ее ладонь поползла по бедру Родиона. – Что тебе сделать? У нас еще чертова уйма времени…

– Только помедленнее… – прошептал он, наваливаясь на нее, прижимая к себе так, словно через четверть часа должен был грянуть конец света. – Медленнее…

Повторилось недавнее нежное безумие – со стонами и жаркими придыханиями над ухом, с ощущением полной власти над ее гибким теплым телом, с яростными толчками, с полузабытьем, когда Соня оказалась сверху, ритмично дергалась, встряхивая головой, так что распущенные волосы метались бледным пламенем. Он ощутил себя опустошенным до предела, лежал, не открывая глаз – и очнулся лишь, когда ему в губы ткнулся фильтр зажженной сигареты. Жмурясь, втянул дым, левой рукой расслабленно прижимая к себе девушку.

– Тебе дурацкий вопрос можно задать? – прошептала она на ухо, щекоча волосами щеку.

– Любой, – сказал он, вновь прикрыв глаза.

– А ты-то как докатился до жизни такой? Должно же было что-то случиться, чтобы загнать интеллигента в варнаки? Безденежье подкосило?

– Плесни коньячку, пожалуйста, – сказал он, примяв в пепельнице догоревший до фильтра окурок.

Выпил рюмку и заговорил, неожиданно для себя вывернувшись чуть ли не наизнанку – про Лику, про завод, про яростное стремление вырваться из невидимого круга. Правда, у него хватило ума не выставлять себя «тварью дрожащей», не плакаться в жилетку – жалости он не искал, наоборот. Насколько мог, пытался добросовестно лепить образ загнанного в угол жизнью, но не опустившего руки твердого мужика, способного ухватить за волосы Фортуну. Собственно, почему «лепить»? Он уже выломился из безликого стада, доказал это по крайней мере себе…

– Ага, – сказала Соня задумчиво. – Чего-то в этом роде я и ждала, вполне вписывается…

– Я тебя разочаровал? – спросил он настороженно.

– Полноте, с чего бы вдруг? Я бы сказала, все крайне логично и разумно – в рамках нашего сюрреалистического времени, конечно. То, о чем я раньше и говорила, философия проста: либо ты стебешь, либо тебя стебут… И если у тебя хватило силы воли переломить прежнее бытие, это уже кое-что… – Она подняла голову, прищурилась: – Родик, а ты ее трахнул?

– Кого?

– Супругу этого богатенького Буратино, от которого тебе досталась пушечка. В твоем повествовании, едва дошло до этого момента, определенно появилась логическая прореха, говоря ученым языком – лакуна. Я ведь три года на психолога старательно училась, кое-что отложилось в голове…

– Да, знаешь…

– Значит, трахнул, – уверенно сказала Соня. – Это, могу тебя порадовать, говорит в твою пользу – конечно, богатенькие кошки бывают развратными и одержимыми самыми неожиданными причудами, плюс к тому ей страшно хотелось на свой манер отомстить муженьку – и все же не легла бы она под тебя с маху, будь ты классическим интеллигентским растяпой. Есть в тебе тверденький стержень – я не о том, что ты мне якобы невзначай под ладонь подсовываешь, он-то сейчас как раз мягонький, словно Горбачев после Фороса… – Она зажгла новую сигарету и уставилась в потолок с крайне серьезным выражением лица. – Вопрос только, насколько этот стержень твердый…

– А что?

– Родик, ты понимаешь, что до сих пор старательно занимался художественной самодеятельностью?

– В смысле?

– Это больше всего напоминает пресловутого «джентльмена в поисках десятки». Согласись? Во-первых, и ларьки, и узкоглазых коробейников из ближнего зарубежья нельзя грабить слишком часто и долго. Очень быстро напорешься либо на сигнальную кнопку в ларечке, либо на базарную охрану, что еще хуже. Как говаривал товарищ Бендер, скоро ваши рыжие кудри примелькаются, Шура, и вас начнут бить…

– Ну, рыжая-то ты у нас, оказывается… Как выяснилось. – Он не удержался, поднял голову и взглянул, чтобы еще раз наглядно в этом убедиться.

– Не ерничай, я серьезно… Во-вторых, уж извини, не видно пока никакой перспективы. Сколько можно взять с ларечников и коробейников? – Она кивнула на стол. – Ровно столько, чтобы попить натуральный парижский коньяк под осетринку и покувыркаться с девками…

– Ну, ты даешь, моралистка, – усмехнулся он. – Как будто не на тебя денежки были потрачены…