– В каком смысле? – опять спросил он.
– Те, что умерли в ноябре.
Харри взглянул на снимки и наконец сообразил что к чему.
– Четверо? – тихо сказал он. Перед одной из фотографий лежала записка, корявые карандашные буквы.
– В среднем умирает один клиент в неделю. Четверо – вполне нормально. Поминовение в первую среду каждого месяца. У тебя кто‑то…
Харри помотал головой. «Мой любимый Одд…» – так начиналась записка. Никаких цветов.
– Я могу чем‑нибудь помочь? – спросила девушка.
Наверно, у нее в репертуаре все ж таки один этот голос, глубокий, приятный, подумал Харри.
– Пер Холмен… – начал он и осекся, не зная, что сказать дальше.
– Н‑да, бедняга Пер. Поминовение будет в январе.
Харри кивнул:
– В первую среду.
– Точно. Приходите, брат, мы будем рады.
Слово «брат» слетело с ее губ легко и естественно, словно нечто само собой разумеющееся, этакий полумеханический придаток. И Харри чуть было ей не поверил.
– Я полицейский дознаватель, – сказал он.
Разница в росте была так велика, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Кажется, я уже видела вас, правда, давно.
Харри кивнул:
– Возможно. Я сюда заходил, но вас не видел.
– Я здесь только полдня. В остальное время сижу в штаб‑квартире Армии спасения. А вы работаете в отделе наркотиков?
Харри покачал головой:
– Нет, в убойном.
– В убойном? Но ведь Пера не…
– Может, присядем?
Она нерешительно огляделась.
– Работы много? – спросил Харри.
– Наоборот, против обыкновения спокойно. Обычно мы отпускаем до тысячи восьмисот бутербродов в день. Но сегодня выплачивают пособие.
Девушка окликнула одного из парней за стойкой, тот ответил, что в случае чего подменит ее. Заодно Харри узнал и ее имя: Мартина. У человека с папиросной бумагой голова свесилась еще ниже.
– Есть кой‑какие неясности, – пояснил Харри, когда они сели. – Что он был за человек?
– Трудно сказать. – Она вздохнула, глядя на вопросительную мину Харри. – У наркоманов с таким многолетним стажем, как у Пера, мозг уже настолько разрушен, что о личности вообще говорить сложно. Тяга к наркотикам затмевает все.
– Понимаю, но я имею в виду… для людей, которые хорошо знали его…
– Увы. Спросите у его отца, во что превратился его сын как личность. Он много раз приходил сюда, забирал Пера. Но в конце концов отступился. Пер начал вести себя дома крайне агрессивно, потому что они запирали от него все ценности. Он просил меня присматривать за парнем. Я сказала, мы сделаем все, что в наших силах, но чудес обещать не можем. Так оно и вышло…
Харри посмотрел на девушку. На ее лице отразилось обычное для социальных работников печальное смирение.
– Сущий ад… – Харри почесал лодыжку.
– Наверно, надо самому быть наркоманом, чтобы понять это до конца.
– Я имею в виду жизнь его родителей.
Мартина промолчала. К соседнему столику подошел парень в драной куртке‑дутике. Открыл прозрачный пластиковый пакет и вытряхнул из него кучку сухого табаку, видимо извлеченного из сотен окурков. Табак засыпал и папиросную бумагу, и черные пальцы сидевшей там неподвижной фигуры.
– Счастливого Рождества, – буркнул парень и побрел прочь старческой походкой наркомана.
– Какие же у вас неясности? – спросила Мартина.
– Анализ крови показал, что он не был под кайфом.
– Ну и что?
Харри смотрел на соседний столик. Сидящий там человек отчаянно пытался свернуть сигарету, но пальцы не слушались. По бурой щеке скатилась слеза.
– Я знаю, что такое быть под кайфом, – сказал Харри. – Вы не слыхали, денег он никому не задолжал?
– Нет, – коротко и решительно ответила девушка. Так коротко и решительно, что Харри догадался, каков будет ответ на следующий вопрос.
– Но вы, наверно, могли бы…
– Нет, – перебила она. – Не могу я выпытывать. До этих людей никому нет дела, и я здесь затем, чтобы им помогать, а не преследовать.
Харри долго смотрел на нее.
– Вы правы. Извините, что спросил, больше не повторится.
– Спасибо.
– Только еще один, последний, вопрос.
– Ладно.
– Вы… – Харри помедлил, в голове мелькнуло: зря я, это ошибка. – Вы поверите, если я скажу, что мне есть до них дело?
– А стоит?
– Ну, я расследую обстоятельства смерти человека, которого все считают явным самоубийцей и до которого никому нет дела.
Она молчала.
– Вкусный кофе. – Харри поднялся.
– На здоровье. Бог вас благослови.
– Спасибо, – сказал Харри и, к своему удивлению, почувствовал, что у него горят уши.
По дороге к выходу Харри задержался возле охранника, оглянулся, но ее уже не было. Охранник в свитере с капюшоном предложил ему зеленый пакет с пайком Армии спасения, но он поблагодарил и отказался. Поплотнее запахнул пальто, вышел на улицу, где алое закатное солнце уже погружалось в воды Осло‑фьорда, и зашагал к Акеру. Возле «Эйки» прямо в сугробе стоял парень в драной куртке‑дутике, один рукав он закатал, из вены в предплечье торчал шприц. Он улыбался, глядя сквозь Харри и морозную дымку над Грёнланном.
Глава 6
Понедельник, 14 декабря. Халворсен
Пернилла Холмен казалась еще меньше, сидя в кресле на Фреденсборгвейен и большими заплаканными глазами глядя на Харри. На коленях у нее лежала рамка с фотографией сына.
– Здесь ему девять лет, – сказала она.
Харри невольно сглотнул комок в горле. Отчасти потому, что при взгляде на улыбающегося ребенка в спасательном жилете никому в голову не придет, что он кончит свои дни в контейнере, с пулей в виске. А отчасти потому, что снимок напомнил ему об Олеге, который иной раз забывался и звал его папой. Много ли времени ему понадобится, чтобы звать папой Матиаса Лунн‑Хельгесена?
– Биргер, мой муж, обычно ходил искать Пера, когда тот пропадал по нескольку дней, – продолжала Пернилла Холмен. – Хотя я просила его прекратить поиски, не могла больше выдержать присутствие Пера.
– Почему? – быстро спросил Харри. Остальное подождет.
Биргер Холмен уехал в похоронное бюро, сообщила она, когда Харри без предупреждения позвонил в дверь.
Она всхлипнула:
– Вам когда‑нибудь случалось находиться в одной квартире с наркоманом?
Харри не ответил.
– Он крал все, что попадалось под руку. Мы молчали. То есть Биргер молчал, из нас двоих он самый любящий родитель. – Она скривила дрожащие губы, стараясь изобразить улыбку. – Он всегда и во всем защищал Пера. Вплоть до того дня нынешней осенью, когда Пер стал мне угрожать.
– Угрожать?
– Да. Чуть не убил меня. – Пернилла Холмен смотрела на снимок и терла стекло, словно оно запачкалось. – Утром Пер позвонил в дверь, я не хотела впускать его, потому что была дома одна. Он плакал и умолял, но я уже знала эти его игры и не открыла. Ушла на кухню, села там. Понятия не имею, как Пер сумел войти, но неожиданно он очутился передо мной, с пистолетом в руке.
Комментариев нет