Совиный волк



Анастасия Игоревна Строкина

Совиный волк

Время и север

С волком Бубо мы познакомились 22 июля.

Когда‑то это было недавно. Так недавно, что протянешь руку – и дотронешься до алого, пахучего и, как говорят, опасного гриба – мухомора. А мне дела нет до того, что он опасный. Главное – красивый. И я первый раз в жизни вижу его, и он видит меня первый раз.

Потом казалось, что это было давно, настолько давно, что незадолго до этого затонула Атлантида и вымерли динозавры.

А теперь – ни то ни другое. Как будто стоишь на сопке и смотришь в даль. А там, вдали, они все вместе: и Атлантида, красная от мухоморов, и динозавры на ней, и, конечно, он – волк Бубо.

Мы встретились на Севере, таком крайнем, что за его краем ничего как будто и нет – только холодная тяжёлая вода, в которой живут мрачные тёмные рыбы.

Признаться, иногда мне было одиноко. Особенно полярными ночами. Так у нас, на Севере, называется время, когда ночь – не только ночью, но и днём тоже. Всё бы ничего, если бы не знать, что днём должно быть светло. А вот когда знаешь это, дневная ночь становится ещё чернее. И тогда приходит печаль, и время превращается в камень – ни ножек, ни ручек, чтобы добежать, дойти, добрести, доползти до света.

В такие ночи казалось, что Север – это пустыня, где нет ничего, кроме темноты и холода.

Но это только казалось.

 

Немного о волке Бубо

 

Самое главное, что о нём нужно знать, – он северный и умный. Я даже не пойму, чего в нём больше – севера или ума. Встретить его – невероятная удача, потому что такой волк водится только за полярным кругом и редко‑редко выходит на открытое место – поляну, или берег, или, например, посидеть на большом камне, покрытом ярким лишайником. У него чёрные глаза, как будто вырезанные из бархатной ткани, желтоватые клыки и самая обычная серая жёсткая волчья шерсть. Когти у него тоже есть, и, если его разозлить, мало не покажется никому! Живёт волк Бубо, как все другие волки, в норе, которую он обустроил в корнях старого дерева‑сосны. Эта сосна стоит неподалёку от реки, что для любого волка важно: они любят пить. Нора его спрятана от чужих глаз ветками, землёй, листьями. И захочешь – никогда не разглядишь её. Никого он не пускает в своё волчье жилище, так что никто вам не расскажет, как у него там, внутри. Можно только представить себе глубокую нору, тёмную, с потайными комнатками, в которых Бубо хранит что‑то ценное, о чём мы даже не догадываемся!

Когда мы встретились, у волка болел живот, и он соблюдал мышиную диету – не ел ничего, кроме щавеля и мышек.

– Я уже смотреть не могу на этих мелких хвостатых грызунов! – жаловался волк. – Они, впрочем, тоже меня не выносят. Но что я могу поделать? Живот!

И хотя волк Бубо мало чем отличается от обычного серого волка, всё‑таки он очень особенный. Ростом с небольшую сову. И уши у него точно у филина, а вместо шерсти из ушей торчат пушистые пёрышки. Потому и зовут его – Бубо‑волк, или совиный волк. Хотя точнее было бы «филинский», потому что, как он сказал, «бубо» означает «филин». На причудливом научном языке.

– Ударение – на первый слог! – уточнил он.

Если бы я была великаном или даже ребёнком великана, Бубо легко мог бы поместиться в моём кармане. И тогда я бы его называла «мой карманный волк». Но мне легче представить себя великаном, чем Бубо – сидящим в чьём‑то кармане. Он слишком любит быть свободным, бродить, где вздумается, разговаривать с тем, с кем ему интересно, молчать с тем, кого он считает близким другом, и уходить, ничего не объясняя, от вредных и зануд. Мне посчастливилось: четыре раза мы виделись, и в одну из встреч он молчал.

 

22 июля

 

Конец полярного дня

 

22 июля волк сидел на берегу, следил за птенцами овсянки и всё знал о каждом растении и жуке, о крошечной полёвке и умном медведе, о птицах и рыбах, о камнях и воде. Он знал то же, что и все остальные. Только он знал первым.

Бубо внимательно посмотрел на меня, медленно опустил веки, медленно поднял их и спросил:

– Тебе грустно?

Я кивнула.

– Холодно?

Я снова кивнула, потому что, несмотря на то что всё ещё было лето, то и дело шли дожди, тучи как будто всем брюхом ложились на крыши, а ветер обрастал колючками, пока маленькими, но к осени они станут такими острыми, что лучше бы с ним и вовсе не встречаться, с этим ветром.

– Одиноко?

– Да…

– Значит, ты ещё совсем не понимаешь Север, – вздохнул волк. – Как ты вообще тут оказалась?

– Я здесь не оказалась, я здесь родилась, вон мой дом. – Я махнула в сторону серого кирпичного здания.

– Значит, мы оба родились за полярным кругом. Только по‑разному видим одинаковые вещи. Это, пожалуй, и хорошо. Это даже отлично, что мы так непохожи. Потому что мне вот никогда не бывает одиноко. Даже когда я один. И всегда интересно, даже если никто не читает мне на ночь сказки. Ты же понимаешь, что мне никто не читает сказок?

Сложно представить себе того, кто решился бы прийти в волчье логово и читать сказку ему, серому, когтистому хищнику. Разве только другой совиный волк, но здесь на всю округу он был такой один‑разъединственный. И к тому же ему не нужны были выдуманные истории, ему было интересно жить и так.

– А ты можешь научить меня видеть и по‑волчьи тоже? – спросила я.

– Это не так‑то просто. Как выучить чужой язык. Например, язык саамов.

Я знала, что в этих краях живут такие люди – саамы. Они разводят оленей, зорко поглядывают вокруг раскосыми глазами и говорят на странном языке.

– Вот ты знаешь, как зовут эту реку? – поинтересовался волк.

– Печенга! – уверенно ответила я.

Что‑что, а название реки, у которой родился, знает каждый.

– И что, по‑твоему, означает это слово?

Я никогда раньше не задумывалась, что слово может означать что‑то ещё. А так как название реки всегда казалось мне тёплым и трескучим, как огонь, я быстро сообразила:






Страницы: 1 2 3 4 5

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *