Труйльфу подал знак, и герцог, император, мазурики и домушники выстроились полумесяцем, в центре которого стоял Гренгуар, все еще находившийся под крепкой охраной. Это было полукружие из лохмотьев, рубищ, мишуры, вил, топоров, голых здоровенных рук, дрожавших от пьянства ног, мерзких, осовелых, отупевших рож. Во главе этого «круглого стола» нищеты, словно дож этого сената, словно король этого пэрства, словно папа этого конклава, возвышался Клопен Труйльфу, прежде всего благодаря высоте своей бочки, а затем благодаря грозному и свирепому высокомерию, которое, зажигая его взор, смягчало в его диком обличье животные черты разбойничьей породы. Это была голова вепря среди свиных рыл.
Послушай! обратился он к Гренгуару, поглаживая жесткой рукой свой уродливый подбородок. Я не вижу причины, почему бы нам тебя не повесить. Правда, тебе это, по-видимому, противно, но это вполне понятно: вы, горожане, к этому не привыкли и воображаете, что это невесть что! Впрочем, мы тебе зла не желаем. Вот тебе средство выпутаться. Хочешь примкнуть к нашей братии?
Легко представить себе, какое действие произвело это предложение на Гренгуара, уже утратившего надежду сохранить свою жизнь и готового сложить оружие. Он живо ухватился за него.
Конечно, хочу, еще бы! воскликнул он.
Ты согласен вступить в братство коротких клинков? продолжал Клопен.
Да, именно в братство коротких клинков, ответил Гренгуар.
Признаешь ли ты себя членом общины вольных горожан? спросил король Алтынный.
Да, признаю себя членом общины вольных горожан.
Подданным королевства Арго?
Да.
Бродягой?
Бродягой.
От всей души.
Имей в виду, заметил король, что все равно ты будешь повешен.
Черт возьми! воскликнул поэт.
Разница заключается в том, невозмутимо продолжал Клопен, что ты будешь повешен несколько позже, более торжественно, за счет славного города Парижа, на отличной каменной виселице и порядочными людьми. Это все-таки утешение.
Да, конечно, согласился Гренгуар.
У тебя будут и другие преимущества. В качестве вольного горожанина ты не должен будешь платить ни за чистку и освещение улиц, ни жертвовать в пользу бедных, а каждый парижанин вынужден это делать.
Аминь, ответил поэт, я согласен. Я бродяга, арготинец, вольный горожанин, короткий клинок и все, что вам угодно. Всем этим я был уже давно, ваше величество, король Алтынный, ибо я философ. А, как вам известно, et omma in philosophia, omnes in philosopho contmentur [30].
Король Алтынный насупился.
За кого ты меня принимаешь, приятель? Что ты там болтаешь на арго венгерских евреев? Я не говорю по-еврейски. Я больше не граблю, я выше этого, я убиваю. Перерезать горло да, а срезать кошелек нет!
Гренгуар силился вставить какие-то оправдания в этот поток слов, которым гнев придавал все большую отрывистость.
Простите меня, ваше величество, бормотал он, я говорил по-латыни, а не по-еврейски.
А я тебе говорю, с запальчивостью возразил Клопен, что я не еврей, и прикажу тебя повесить, отродье синагоги, вместе вот с этим ничтожным иудейским торгашом, который торчит рядом с тобой и которого я надеюсь вскоре увидеть пригвожденным к прилавку, как фальшивую монету!
С этими словами он указал пальцем на низенького бородатого венгерского еврея, который докучал Гренгуару своим facitote caritatem [31], а теперь, не разумея иного языка, изумленно взирал на короля Алтынного, не понимая, чем вызвал его гнев.
Наконец, его величество Клопен успокоился.
Итак, прощелыга, обратился он к нашему поэту, ты хочешь стать бродягой?
Конечно, ответил поэт.
Хотеть этого еще мало, грубо ответил Клопен. Хорошими намерениями похлебки не, сдобришь, с ними разве только в рай попадешь. Но рай и Арго вещи разные. Чтобы стать арготинцем, надо доказать, что ты на что-нибудь годен. Вот попробуй, обшарь чучело.
Я обшарю кого вам будет угодно, ответил Гренгуар.
Клопен подал знак. Несколько арготинцев вышли из полукруга и вскоре вернулись. Они притащили два столба с лопатообразными подпорками у основания, которые придавали им устойчивость, и с поперечным брусом сверху. Все в целом представляло прекрасную передвижную виселицу, и Гренгуар имел удовольствие видеть, как ее воздвигли перед ним в мгновение ока. Все в этой виселице было в исправности, даже веревка, грациозно качавшаяся под перекладиной.
«Зачем они все это мастерят?» с некоторым беспокойством подумал Гренгуар.
Звон колокольчиков, раздавшийся в эту минуту, положил конец его тревоге. Звенело чучело, подвешенное бродягами за шею к виселице: это было нечто вроде вороньего пугала, наряженного в красную одежду и увешанного таким множеством колокольчиков и бубенчиков, что их хватило бы на украшение упряжки тридцати кастильских мулов. Некоторое время, пока веревка раскачивалась, колокольчики звенели, затем стали постепенно затихать и, когда чучело, подчиняясь закону маятника, вытеснившего водяные и песочные часы, повисло неподвижно, совсем замолкли.
Клопен указал Гренгуару на старую, расшатанную скамью, стоявшую под чучелом:
Ну, влезай!
Черт побери! воспротивился Гренгуар. Ведь я могу сломать себе шею. Ваша скамейка хромает, как двустишие Марциала: размер одной ноги у нее гекзаметр, другой пентаметр.
Влезай! повторил Клопен.
Гренгуар взобрался на скамью и, пробалансировав, обрел, наконец, равновесие.
А теперь, продолжал король Арго, зацепи правой ногой левое колено и стань на носок левой ноги.
Ваше величество! взмолился Гренгуар. Вы непременно хотите, чтобы я повредил себе что-нибудь.
Клопен покачал головой.
Послушай, приятель, ты слишком много болтаешь! Вот в двух словах, что от тебя требуется: ты должен, как я уже говорил, стать на носок левой ноги; в этом положении ты дотянешься до кармана чучела, обшаришь его и вытащишь оттуда кошелек. Если ты изловчишься сделать это так, что ни один колокольчик не звякнет, твое счастье: ты станешь бродягой. Тогда нам останется только отлупить тебя хорошенько, на что уйдет восемь дней.
Черт возьми! воскликнул Гренгуар. Придется быть осторожным! А если колокольчики зазвенят?
Тогда тебя повесят. Понимаешь?
Ничего не понимаю, ответил Гренгуар.
Ну так слушай же! Ты обшаришь это чучело и вытащишь у него из кармана кошелек; если в это время звякнет хоть один колокольчик, ты будешь повешен. Понял?
Да, ваше величество, понял. Ну, а если нет?
Если тебе удастся выкрасть кошелек так, что никто не услышит ни звука, тогда ты бродяга, и в продолжение восьми дней сряду мы будем тебя лупить. Теперь, я надеюсь, ты понял?
Комментариев нет