– А как же ты? Опять будешь на машинке стучать?
– Мне машинка еще дня два не будет нужна. Я сначала прочитаю книжку полностью, от начала до конца, чтобы «въехать» в стиль автора, в его замысел. И только после этого начну делать перевод. И потом, если я вещь предварительно не прочту, мне любопытство мешает переводить. Мне же интересно, что будет дальше, чем дело кончится, поэтому так и подмывает перестать печатать русский текст и завалиться на диван читать.
– Понятно. Кстати, Асенька, я хотел тебе напомнить, что наше супружество подразумевает и общий бюджет. Ты об этом не забыла?
– Я об этом как‑то не думала, – призналась Настя.
– Вот и напрасно. И поскольку заработки у меня бывают довольно приличные, я думаю, тебе нет смысла больше заниматься переводами. Может, договоримся, что это в последний раз?
– Не сердись, Лешик, но – нет. Во‑первых, я привыкла так проводить свой отпуск. И во‑вторых, мне это нравится и позволяет поддерживать знание языков. А в‑третьих, я терпеть не могу просить деньги. Предпочитаю иметь свои.
– Аська, твоя независимость приобретает оскорбительные формы, – рассмеялся Чистяков, но глаза его помрачнели, и Настя поняла, что он обиделся.
Она уже собралась сказать ему что‑нибудь ласковое, чтобы сгладить неловкость, но в этот момент зазвонил телефон.
Это был Юра Коротков, и голос у него был странный.
– Ася, ты трезвая? – спросил он первым делом.
– Обижаешь, начальник, – пошутила она. – Ты когда‑нибудь видел меня нетрезвой?
– Но у тебя и свадьбы никогда не было. Соображать можешь или не приставать к тебе сегодня?
– Приставай. Есть новости?
– И еще какие. Ты стоишь или сидишь?
– Стою.
– Тогда сядь.
Настя подтащила телефонный аппарат к креслу и уселась поудобнее.
– Ну, села.
– Сегодня в десять утра в Кунцевском загсе застрелили невесту. Я только недавно узнал. Там были ребята из округа, группу с Петровки не вызывали.
– Что?!
– Погоди, Ася, это еще не все. Одна из девушек‑невест рассказала, что вчера, накануне свадьбы, она получила письмо в белом неподписанном конверте. Догадываешься, что в нем было написано?
– Не может быть, – прошептала она внезапно охрипшим голосом и судорожно откашлялась. – Ты меня разыгрываешь.
– Ни в одном глазу. Так что оставь в покое своего Артюхина, он к этому никакого отношения не имеет. Тут что‑то другое, посерьезнее.
– Юрка, я ничего не понимаю. Два одинаковых письма и два совершенно одинаковых убийства? Оба в один день, в загсах, и оба раза погибли не те девушки, которые получили письма? Этого не может быть. Так не бывает.
– Подруга, ты изменяешь сама себе, – заметил Коротков. – Это же ты постоянно твердишь, что в нашем деле нет таких слов. В жизни бывает все что угодно.
– Ты прав. В жизни бывает все что угодно, – задумчиво повторила она. – Но все должно иметь свое объяснение. Надо только его придумать.
– Правильно. Вот и займись этим.
– А что Шевцов? Сделал фотографии?
– Сделал. Хочешь посмотреть?
– Хочу.
– Когда?
– Давай завтра. Можешь?
– Я‑то могу, да боюсь, меня твой новоиспеченный муж прибьет.
– Не прибьет. Приезжай завтра с утра, часам к одиннадцати.
– Ладно. Делаешь из меня камикадзе…
Настя положила трубку и неподвижно застыла в кресле. Одно убийство еще можно было объяснить ошибкой преступника, выстрелившего не в ту жертву. Но два?! Две ошибки в один день – не многовато ли? А если не было никакой ошибки? Если все это не более чем ловкий камуфляж? Тогда следует признать, что одна из потерпевших была именно той жертвой, которую наметил преступник, а все остальное – маскировка, чтобы заморочить голову милиции. Но маскировка, требующая невероятно тщательной подготовки и огромных усилий.
А если все‑таки ошибки? Можно ли найти им какое‑то объяснение? И если это так, то между ней, Настей, и той второй девушкой, которая тоже получила письмо, должна быть какая‑то связь.
Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как в комнату вошел Чистяков.
– Что‑нибудь случилось?
– Случилось. Еще одно убийство в загсе. Леш, включи мозги, а?
– Включил. Давай вводную.
– Только сохраняй спокойствие, хорошо?
– Постараюсь.
– Представь себе, что вместо Галины Карташовой должны были убить меня. Как ты считаешь, преступник мог обознаться? Мог он принять ее за меня?
– Ася, ты меня пугаешь. Откуда такие чудовищные предположения?
– Неважно. Но я ведь себя со стороны не вижу, поэтому мне трудно судить. Вот ты и скажи мне, есть между мной и этой девушкой что‑то общее?
– Я не понимаю…
– Хорошо, я объясню. Сегодня утром я получила письмо с угрозой и считаю, что его написал человек, который знает меня в лицо. В загсе я этого человека не видела, но это ничего не означает, потому что я по сторонам не смотрела и его не искала. Если стрелял он, то ошибиться он не мог, он меня знает и в последний раз видел не далее как вчера вечером. Значит, он кого‑то нанял и дал ему мое описание. Вот я и спрашиваю тебя, можно ли было нас перепутать, исходя из словесного описания?
– Нет, ничего общего, кроме цвета волос, – твердо ответил Чистяков. – Но ты забыла одну важную вещь, Асенька.
– Какую?
– Сегодня тебя вообще нельзя было узнать по словесному описанию. Дай‑ка мне ту фотографию, которую тебе сделали на крылечке.
Настя полезла в сумку и достала сделанный «Полароидом» снимок.
– А теперь подойди к зеркалу. Видишь? В зеркале ты – такая, какой бываешь каждый день. Именно такой тебя и видел тот тип, с которым ты встречалась вчера. Верно? Ну и скажи мне теперь, сильно ты похожа на свою сегодняшнюю фотографию? Можно было тебя узнать по описанию?
– Вот черт! – с досадой бросила она. – Как же я об этом не подумала? Тогда можно предположить, что, не найдя меня по описанию, он выяснил номер моей очереди на регистрацию, нашел тех, у кого была девятая очередь, и узнал, кто идет следующим. Вот и все. Как просто!
– Что – просто? Анастасия, что ты несешь? Тебя хотят убить? – с тревогой спросил Леша.
– Вполне возможно. Да не пугайся ты, его уже задержали. Если, конечно, это он.
– А есть другие варианты?
– Сколько хочешь. Например, убить хотели Карташову, а письма и второе убийство – для отвода глаз. Убить хотели ту девушку, которой прислали точно такое же письмо, как и мне. Или убить хотели ту, которую и застрелили в Кунцеве. Одна из нас четверых – настоящая жертва, а все остальное – спектакль.
– Должен заметить, довольно жестокий спектакль. Ради чего такие усилия?
– Вот и я о том же думаю… Надо повнимательнее присмотреться к семьям этих девушек. И искать среди их окружения человека, который имеет связи с загсами. Ведь узнал же он откуда‑то, что все мы сегодня выходим замуж. Или…
Комментариев нет