Наконец мама вздохнула и с умилением произнесла:
– Уверена, он уже дважды успел обогнуть земной шар!
– Наверняка! – проникновенно согласился отец.
Даже пепел Росса в их глазах имел героический характер, склонный к приключениям.
Потом они оба повернулись и удивленно уставились на меня, словно забыли, что я был с ними.
Да, Росс, они бы предпочли, чтобы на твоем месте оказался я.
Конечно да.
Мы ехали домой в молчании.
Вернувшись, мама сразу пошла наверх. Папа налил себе виски и включил телевизор.
Я лежал в своей комнате, упершись взглядом в темное окно, и вспоминал, как раньше снизу доносился приглушенный гул гостей, когда родители устраивали вечеринки с вином и сыром. Иногда я слышал, как папа хохочет над шутками Росса, когда они проводили вечер за бокалом виски вдвоем. Сейчас только смех аудитории телешоу доносился снизу, и он не мог заглушить рыданий мамы, раздававшихся из комнаты Росса.
Я открыл окно и высунул голову на улицу. Было холодно и безветренно. Я поразился темноте и тишине, воцарившимся после того, как дождь стих. В Лондоне никогда не бывает темно по‑настоящему, и над ночным небом всегда стоит оранжевое сияние городских огней. Я вспомнил ночь фейерверков и лицо Люси, глядевшей на россыпь золотых огней в небе с детским восхищением. В Лондоне никогда не бывает по‑настоящему тихо. Всегда фоном идет шум поездов подземки или внезапные гудки автосигнализации.
Когда уши привыкли к тишине, я начал различать вдалеке звуки новогодней вечеринки и музыки, доносившейся из чьего‑то дома. Чьи‑то голоса хором стали вести обратный отсчет в полночь: «Пять, четыре, три, два, один!», и раздались выкрики и шум праздничных салютов. Потом послышался первый куплет старой английской новогодней песни, но ее заглушил ритм танцевальной музыки.
Небо очистилось. Миллионы людей наверняка смотрели сейчас на мерцание бездны Вселенной, давая себе обещания начать новую жизнь.
Я закрыл окно и откопал в недрах своей сумки бумажку, на которой Люси написала номер. Потом я побежал вниз и быстро, пока не успел передумать, позвонил ей.
– Кто ее спрашивает? – спросил женский голос.
На его фоне был слышен шум вечеринки.
– Гус, – сказал я как можно спокойнее и тише, чтобы не услышали родители.
Кажется, где‑то вдалеке я услышал, как Люси воскликнула:
– Это он!
– С Новым годом! – поздравил я.
– С Новым годом!
Повисла небольшая пауза, потом мы оба разом заговорили:
– Помнишь, мы хотели встретиться…
– Ты не против встретиться?
Нервный смех.
– Ничего, если я завтра приеду?
* * *
Знакомый силуэт пальто Люси и широкая улыбка на ее лице быстро вернули меня к жизни. Родителям я сказал, что мне нужно вернуться в Лондон и подготовиться к экзаменам. Это было ужасно приятно, как будто я пошел им наперекор и сбежал из дому.
Люси отвезла меня на машине к побережью. Мы не виделись всего две недели, а новостей у нее был целый ворох. Нормальных человеческих новостей. Она рассказывала, как она сходила на встречу выпускников, забрала в школе свои документы с отличными оценками, толкалась на распродажах с сестрой, как они водили ее маленькую племянницу Хлою на праздничное представление, но были вынуждены уйти в антракте, потому что девочка испугалась разряженных мимов.
Я рассказал ей про свои походы в Национальный театр, и мне самому показалось, что это было сто лет назад.
– Ты один ходил? Ну как, тебе не показалось, что это странно?
– Ну, пожалуй, немного, – признался я. – Мы могли бы в следующий раз вместе сходить. Ты как?
– Отлично, – согласилась она.
Мы припарковались на одной из узеньких улочек, ведущих к пляжу. Водила она с завидной уверенностью, втиснув машину в крошечное пространство рядом с бордюром.
– Ну а как ты провел праздники? – спросила она.
У меня не было таких смешных историй, как ее рассказ о бабушке Синтии, которая, видимо, уже страдала старческим маразмом и решила залить рождественский пудинг водой, потому что подумала, что он горит.
– Спокойно, – ответил я.
Это побережье было не похоже на то, к которому я привык. На острове Уайт песок был мелкий и белый, словно сахарная пудра, а тут он был темный и жесткий, как строительный, и так резко уходил в глубину канала, что нам приходилось зарываться боками кроссовок в песок, чтобы не скатиться по склону. Когда Люси в первый раз покатилась по склону, я поймал ее за руку, поднял обратно и отпустил, как только она снова твердо встала на ноги. Во второй раз я оставил ее руку в своей и мы поднялись на набережную.
– Давай выпьем кофе! – предложил я, когда мы проходили мимо итальянского кафе, оформленного в ретростиле.
Внутри было тепло, и мы немного расслабились.
– Здесь готовят отличное мороженое, – заметила Люси и заказала себе горячий шоколад.
– А мне, пожалуйста, многослойный «Никербокер» с фруктами и взбитыми сливками, – сказал я официантке и увидел, что Люси смеется. – А что такого? Я люблю мороженое!
– Ты такой… – она не могла подобрать слово.
– Дурак?
– Оригинальный, – поправила Люси осторожно.
– Это хорошо или плохо? – спросил я.
– Скорее, мило! – воскликнула она и покраснела, смутившись.
– Это ты – милая, – вдруг сказал я.
Моя рука протянулась к ней по розовому столику. Люси сняла перчатки, но кончики ее пальцев были холодными, я легонько сжал ее руку и быстро отпустил, как только к нам снова подошла официантка.
Люси отпила из высокого бокала и поставила его на стол.
– Что‑то не так?
– Сливки сверху очень вкусные, но сам шоколад просто кипяток…
– Обожглась?
– Немного.
– Съешь мороженого.
Я протянул ей ванильное. Она немного помялась, но открыла рот. И когда проглотила целую ложку и промокнула уголки губ салфеткой, я почувствовал, что внизу у меня все напряглось.
– Теперь лучше?
– Да, спасибо, доктор!
Тишина, повисшая над столом, была полна невысказанных мыслей, пока я поглощал десерт, а она мешала шоколад в бокале, время от времени позвякивая ложечкой о стекло.
– Мы могли бы поехать ко мне, если хочешь, – сказала она.
– Ладно, – согласился я, раздумывая, прилично ли явиться на знакомство с родителями в джинсах и клетчатой рубашке.
– Родители повезли бабушку в Рай.
– В Рай?
– Да, она живет в доме престарелых недалеко от города Рай.
– Путь неблизкий, да? – спросил я, имея в виду совсем не расстояние между городами.
– Да, часа полтора в одну сторону. Они останутся там на чай, – ответила она, не заметив иронии.
Люси продолжала мешать свой шоколад.
– Можно я немного добавлю туда мороженого, чтобы охладить?
Она хихикнула в ответ:
– Ты смешной…
Я знал, что не был ни смешным, да и ни особенно оригинальным, если уж честно, но рядом с ней я чувствовал себя нормальным, как будто мои замороженные эмоции постепенно начали оттаивать.
Комментариев нет