– Ну хотя бы не первый этаж, – сказала мама. – Давайте‑ка разложим вещи.
Мы с отцом обменялись взглядами – редкий момент нашего взаимопонимания.
– Думаю, Ангус хотел бы здесь все обустроить по‑своему, – сказал он, мягко, но настойчиво уводя маму из комнаты.
– О! – Ее глаза вдруг наполнились слезами. Она не ожидала, что так быстро придется попрощаться со мной. – Ну, может быть, мы хотя бы вместе пообедаем?
Я подумал, что это никогда не закончится. При мысли о том, что я буду ходить с родителями по всем окрестным кафе, изучать меню, слушать, как отец громко читает вслух названия блюд, предварительно натянув на нос очки, у меня все холодело внутри. Но я промолчал. Мне было проще пережить пару часов публичного унижения, чем расстаться с родителями с осознанием собственной вины за грубое поведение.
Отец взглянул на часы.
– У нас осталось двадцать минут бесплатной парковки, машину мы оставили у супермаркета.
– Ну что ж. – Мама встала на цыпочки, чтобы чмокнуть меня в щеку. Потом посмотрела на меня, стоя прямо передо мной, словно оценивая. И как всегда, мне показалось, что меня слегка недооценивают.
За маминой спиной я увидел девушку с розовыми волосами и рюкзаком за спиной, она остановилась напротив входа в мою комнату, сверила номер на бумажке в руках с номером на двери и прошла дальше.
Я думал, что теперь папа пожмет мне руку, как равному, но вместо этого он неожиданно откуда‑то достал оранжевый пакет:
– Чтобы парковка была бесплатная, нужно было потратить хотя бы пять фунтов…
В пакете оказалась бутылка шампанского.
– Но это… – Я хотел было сказать, что это стоит гораздо больше пяти фунтов. – Просто круто!
– Не пей все залпом!
И видя, как он радуется, что его сюрприз удался, я вдруг вспомнил: а ведь папа раньше умел веселиться.
Мы вместе спустились в холл.
– Ключи взял?
– Да!
– Это начало новой жизни… – начала мама, но умолкла. Я знал, что она сейчас подумала о том, что у Росса этой новой жизни уже не будет.
– Ну, не подкачай! – сказал папа.
– На этот счет у меня нет других вариантов, – проговорил я, и папа, кажется, остался доволен ответом.
Я смотрел, как они уходят, и думал о том, как странно смотрятся на фоне городских граффити ее строгое бежевое пальто и его блейзер. Потом я вернулся в комнату, которая вдруг показалась мне такой пустой. Освободившись от душных оков родительского горя, я надеялся обрести себя самого, свое «я», но оказалось, что внутри у меня пустота.
Девушка с розовыми волосами приклеивала липкой лентой размашистую надпись на свою дверь: «Комната Нэш».
– Какой‑то казенный дом, скажи? – произнесла она, распахнув передо мной дверь своей комнаты. У нее было еще одно окно – комната была угловая. Она уже повесила у себя какой‑то мобиль с зеркальцами, и многочисленные солнечные зайчики метались по грязному бежевому ковру.
– Представляешь, как мне повезло? – сказала она. – Еще вчера у меня не было резерва на комнату в общаге, но кто‑то отказался от нее в последнюю минуту. Кстати, меня зовут Нэш, что‑то вроде сокращения от «Наташа».
Я кивнул в сторону таблички на ее двери.
– Ну! – Она нарочито откинула назад свои розовые волосы, и я, видимо, должен был что‑то ответить.
– Ангус, – представился я.
– Да ладно!
Неужели у меня было такое уж необычное имя?
– Похоже на шотландское имя, – пояснила она, видимо намекая, что у меня нет шотландского акцента.
– Папа родом из Шотландии.
– Ну и как мне тебя звать?
Судя по всему, звать Ангусом она меня не собиралась.
В школе мы обращались друг к другу по фамилии. Моя фамилия была Макдоналд, так что обычно меня звали либо Мак, либо просто Фермер. Естественно, посвящать ее в такие тонкости я не собирался.
– Может, Гус? – предложила она.
Меня никто еще не звал Гусом. Мне это имя понравилось. Новое имя для нового меня.
– Отлично, – быстро согласился я и протянул руку, чтобы скрепить наше решение рукопожатием.
– Какой у тебя рост?
Люди без стеснения спрашивают у высокого человека про рост, хотя им и в голову не придет задать такой же вопрос коротышке или спросить толстяка, сколько он весит.
– Метр девяносто три, – сказал я, но не смог придумать, что спросить в ответ.
– Я бы предложила тебе кофе, только у меня его нет, – заявила девушка.
– Может, лучше шампанского? – услышал я свой голос.
– Спрашиваешь!
Папа содрогнулся бы, узнав, что я откупорил бутылку еще до ужина и разлил теплое шампанское по чайным кружкам, но от этого оно было еще вкуснее.
– Детка, да мы с тобой настоящая богема! – сказала Нэш.
Она напоминала Салли Боулс из мюзикла «Кабаре». Нет, не то чтобы она была внешне похожа на Лайзу Миннелли, в ее‑то бесформенном комбинезоне и кедах без шнурков, но было в ней что‑то нарочито эксцентричное. Я подумал, что наверняка кажусь ей невинным пареньком, приехавшим в большой город, как Майкл Йорк. Или, может быть, даже геем.
– Ты на каком факультете? – спросил я, сам понимая, насколько я банален.
– Отгадай! – ответила она, растянувшись на своей кровати, которую она уже успела заправить черным постельным бельем и красным покрывалом. Над изголовьем у нее висел постер с Че Геварой.
– Политология?
На ее лице отразилось изумление.
– Вообще‑то литературно‑театральный. – Она пристально на меня посмотрела: – А ты на психологическом?
Ну, если она видела меня таким, то это мне льстило. Я был не против выглядеть студентом с психологического факультета.
– Медицинский.
– О, ты, наверное, очень умный.
– Да не очень.
– А я буду актрисой, – объявила она.
Я же, наверное слегка рисуясь и желая напустить на себя таинственности, ответил:
– А я не знаю, кем хочу быть.
Она рассмеялась.
– Что смешного?
– Это же очевидно. Ты будешь врачом!
Услышав это от человека, который видит меня впервые в жизни в том месте, где я должен был найти себя, я понял, что судьба моя неизбежна. На меня накатила безысходность. Я вылил остатки шампанского в кружку и выпил его одним махом, как лимонад.
– Слушай, может, все‑таки пора поесть? – спросила Нэш, вдруг оказавшись не только трезвее, но и рассудительнее меня.
Ближайший к нам ресторан был греческий. Кухня там открывалась только в шесть, но официант сказал, что мы можем посидеть за столиком и заказать напитки. Нэш бывала в Греции, она предложила заказать рецину. Вино было кислым, с хвойным привкусом и вызывало ассоциации с сосновым освежителем в туалете.
Нэш была очень прямолинейна:
– За кого ты голосовал?
Мы, родившиеся в 1979‑м, были поколением Маргарет Тэтчер. Мы не знали ничего, кроме режима правления Консервативной партии. И вот, в мае этого года, страну захлестнула волна перемен.
Комментариев нет