Скарлетт

В бальной комнате наверху дома Вентворфов каждый должен был стоять в очереди на лестнице, чтобы войти в комнату и пожать руки, пробормотав что-то Минни Вентворф, затем ее супругу, их сыну, жене сына, мужу их дочери, самой дочери, их замужней дочери. В то время, как играла музыка и приехавшие раньше уже танцевали, ноги Скарлетт просто ныли от желания танцевать.

«В Джорджии, — нетерпеливо думала она, — хозяева выходят встречать гостей. Они не заставляют их ждать в таких очередях».

Когда она уже собиралась войти следом за миссис Батлер в комнату, напыщенный слуга предложил ей поднос. Кипа сложенных бумажек лежала на нем, маленькие книжечки, стянутые голубой ленточкой с маленьким карандашиком, висящим на ней. Карточки танцев? Это, должно быть, танцевальные карточки. Скарлетт слышала разговоры Мамушки о балах в Саванне, когда Эллин О’Хара была девушкой, но она никогда не могла поверить, что вечеринки были такими спокойными, что девушка заглядывала в свою книжку, чтобы посмотреть, с кем она должна была танцевать. Да, тарлтонские близнецы и ребята Фонтейны надорвали бы бока от смеха, скажи им кто, что им надо будет записывать свои имена на крохотных бумажках маленькими карандашиками, такими изящными, что они могли бы сломаться в настоящих мужских руках!

Да, она хочет! Она будет танцевать и с самим дьяволом с хвостом и рогами, лишь бы только танцевать. Казалось, будто прошло десять лет после бала-маскарада в Атланте.

— Я так счастлива находиться здесь, — сказала Скарлетт Минни, и ее голос задрожал от искренности. Она улыбнулась всем Вентворфам по очереди. Наконец она преодолела эту преграду. Она повернулась в сторону танцующих, ее ноги уже двигались в такт музыке. Ах, это так красиво, так неизвестно и в то же время знакомо, как сон. Освещенная свечами комната вся жила музыкой, красками и шуршанием юбок. Вдоль стен на хрупких позолоченных стульях сидели престарелые дамы, перешептываясь за своими веерами: о молодых людях, которые танцевали, слишком прижавшись друг к другу, о последней ужасной истории, о чьей-то дочери, о затянувшихся родах, о скандалах их лучших друзей. Официанты в парадных костюмах переходили от группы к группе мужчин и женщин, обнося их серебряными подносами с наполненными бокалами и замороженным желе в чашках. Слышался шум возбужденных голосов, прерываемый смехом, старый, как век, шум удачливых людей, наслаждающихся собой. Казалось, что старый мир, красивый, беззаботный мир их юности все еще существовал, что ничего не менялось и что не было войны.

Ее острый взгляд заметил облупившуюся краску на стенах, выбоины в полу под толстым слоем воска, но она отказывалась это видеть. Лучше предаться иллюзии, забыть войну и патрули на улице. Здесь была музыка и танцы, Ретт обещал быть с ней ласковым. Ничего больше и не надо.

Ретт был более чем просто мил, он очаровывал. И никто на свете не мог быть более чарующим, чем Ретт, если он хотел таким быть. К сожалению, он был таким со всеми остальными, а не только с нею. Она лихорадочно выбирала между гордостью и яростной ревностью. Ретт был внимательным и к матери, и к Розмари, и к дюжине других женщин, которые были, в понимании Скарлетт, мрачными старыми матронами.

Она сказала себе, что не должна волноваться из-за этого, а через некоторое время она так и сделала. Как только заканчивался танец, она мгновенно была окружена мужчинами, которые настаивали, чтобы ее предыдущий партнер представил их ей, чтобы они могли умолять ее о следующем танце.

Это было не просто потому, что она была новенькой в городе, свежим лицом в толпе людей, которые хорошо знали друг друга. Она была неотразима привлекательной. Ее решение заставить ревновать Ретта добавило беспечный блеск к ее восхитительным, необычным зеленым глазам, а горячая волна возбуждения окрашивала ее щеки, как красный флаг, сигнализирующий опасность.

Много мужчин, которые волочились за ней с мольбой о танце, были супругами ее подружек, женщин, которым она наносила визиты, с которыми играла в вист, сплетничала за чашкой кофе на рынке. Ее это не волновало. Будет достаточно времени, чтобы все поправить, когда Ретт опять будет ее Реттом. В настоящее же время она была обожаема, засыпаемая комплиментами, флиртующая, и она была в своей стихии. Ничто не изменилось. Мужчины все так же реагировали на ее дрожащие ресницы, и соблазнительные ямочки на щеках, и страстное трепетание. «Они поверят в любую ложь, как скоро она дает им почувствовать себя героями», — подумала дна с озорной улыбкой. Ее глаза приковывали к себе.

— Какая милая вечеринка! — сказала она счастливо, когда они шли домой.

— Я рада, что ты хорошо провела время, — сказала Элеонора Батлер. — И я очень, очень рада за тебя также, Розмари. Мне показалось, тебе это нравилось.

— Ха! Я терпеть это не могла, мама, ты должна была знать это. Но я так счастлива, что поеду в Европу, что глупый бал меня совсем не волновал.

Ретт засмеялся. Он шел под руку со своей мамой позади Скарлетт и Розмари. Его смех был теплым в холодной декабрьской ночи. Скарлетт подумала о теплоте его тела. Почему он не ее держал под руку, не она была близка к этой теплоте? Она знала почему: миссис Батлер была стара, было естественно, что сын поддерживал ее. Но это не уменьшало желания Скарлетт.

— Смейся сколько хочешь, дорогой братец, — сказала Розмари, — но я не думаю, что это смешно.

Она шла спиной вперед, почти наступая на свой шлейф.

— Я не успела и слова сказать мисс Джулии Эшли за весь вечер, потому что должна была танцевать со всеми этими смешными мужчинами.

— Кто это, мисс Джулия Эшли? — спросила Скарлетт. Имя заинтересовало ее.

— Она — идол Розмари, — сказал Ретт, — и единственный человек, кого я боялся за всю мою взрослую жизнь. Ты бы заметила мисс Эшли, Скарлетт, если бы увидела ее. Она все время носит черное и выглядит так, будто выпила уксуса.

— Ах, ты! — зашипела Розмари. Она подбежала к Ретту и ударила его кулачком в грудь.

— Мир! — закричал он. Он обнял ее правой рукой и притянул к себе.

Скарлетт почувствовала холодный ветер с реки. Она подняла подбородок и дошла до дома в одиночестве.

Глава 22

В следующее воскресенье Скарлетт выслушала нотации Элали и Полины. Им не понравилось, как она себя вела на балу. Возможно, она и была слегка оживлена. Но Скарлетт так давно не веселилась, и не ее вина в том, что она привлекала к себе гораздо больше внимания, чем леди Чарльстона. Она и осталась-то ради Ретта, чтобы растопить лед в их отношениях. Никто не может обвинять жену за ее попытки сохранить брак.