Скарлетт

— Уилл, я могу поклясться на Библии, что ничего не собираюсь делать с Тарой.

Мягкий, гнусавый и протяжный голос Уилла мог испугать гораздо больше, чем самый громкий крик.

— Мне приятно это услышать. Я думаю. Тара должна перейти Уэйду. Он единственный внук твоего отца, и земля должна принадлежать семье. Я надеюсь, что ты его не заберешь, Скарлетт, и он будет моей правой рукой, будет мне сыном, как и сейчас. Ты делаешь, что захочешь, ты всегда так поступала. Уэйд заставил меня пообещать, что я поговорю с тобой. Я выполнил его просьбу. Больше я не буду об этом говорить, если ты не возражаешь. Я сказал все, что хотел.

— Я подумаю, — пообещала Скарлетт.

Катившаяся по знакомой дороге повозка поскрипывала. Она увидела, что знакомые ей поля стояли теперь заросшие кустарниками и сорняками. Ей захотелось плакать. Уилл увидел, как плечи ее сузились, а губы задрожали.

— Где ты пропадала, Скарлетт, последние два года? Если бы не Кэррин, мы бы ничего о тебе не знали, но и она потом потеряла нить.

Скарлетт заставила себя улыбнуться.

— Я путешествовала, побывала во многих местах, навестила своих родственников. Многие из них живут в Саванне. Они такие славные люди. Я долго у них гостила, затем поехала в Ирландию, чтобы проведать остальных. Ты даже не можешь себе представить, как много людей принадлежит к роду О’Хара, — слезы не давали ей говорить. Она прижала кожаный мешочек к своей груди.

— Уилл, я привезла кое-что для отца. Мы остановимся у кладбища, и я выйду. Только никого не пускай туда какое-то время.

— Конечно, Скарлетт.

Стоя на солнце, Скарлетт пригнулась к могиле Джерадда О’Хара. Черная ирландская земля, высыпавшаяся из ее рук, смешалась с красной глиняной пылью Джорджии.

— Папа, — прошептала она по-ирландски, — это великое место, графство Миг. Тебя там все помнят, папа. Я не знала раньше, прости меня. Я не знала, что нам нужно было устроить день твоей памяти, где бы все рассказывали истории о том, как ты был мальчиком.

Она подняла голову. В потоках слез, катившихся по ее щекам, отражался солнечный свет. Голос ее звучал от плача невнятно, но она пыталась взять себя в руки. Ее грусть была сильной.

Why did you leave us? Ochon?

Ochon, Ochon, Ullagon O!

Скарлетт пожалела, что не рассказала никому о Саванне, о своем плане увезти Уэйда и Эллу в Ирландию. Теперь ей не придется объяснять, почему она оставила их в Таре. Она бы сгорела со стыда, сказав, что ее собственные дети не хотели быть с ней и чувствовали себя чужими по отношению к ней, а она — к ним. Она не могла признаться даже себе, как она страдала и винила себя, ощущала себя ничтожной. Вряд ли она могла порадоваться за Эллу и Уэйда, которые были явно счастливы.

Все в Таре причиняло ей боль. Она чувствовала себя чужой. В доме она ничего не узнала, кроме портрета бабушки Робийяр. Каждый месяц Сьюлин покупала новую мебель и другие вещи. Ровная поверхность столов слепила глаза Скарлетт, расцветка занавесок и ковров была для нее слишком яркой. Она возненавидела все это. А палящий зной, по которому она тосковала в дождливой Ирландии, приносил ей лишь головную боль, которая продлилась целую неделю, пока она там находилась. Ей было очень приятно встретиться с Алексом и Салли Фонтейн, но их новый ребенок постоянно напоминал о Кэт, по которой Скарлетт очень скучала.

И только у Тарлтонов она действительно хорошо провела время. Дела на их ферме шли хорошо, и миссис Тарлтон не умолкая говорила о своей молодой лошадке.

Самым хорошим в графстве было то, что если кого-то хотелось навестить, не нужно было ждать приглашения.

Но она была довольна, что покидает Тару, и это тоже причиняло ей страдания. Если бы она не знала, как Уэйд любит Тару, ее сердце могло не выдержать томительного ожидания отъезда. По крайней мере, теперь сын мог занять ее место. После поездки в Тару она повидалась в Атланте со своим новым адвокатом и составила завещание, по которому оставляла две трети Тары своему сыну. Она не хотела поступать, как ее отец и дядя Дэниэл, оставив полную неразбериху. А если Уилл умрет первым, то она ни капли не доверяла Сьюлин. Скарлетт подписала завещание размашистым росчерком пера и теперь была свободна. Теперь она может возвратиться назад к Кэт, которая в мгновение вылечит все ее страдания.

Личико малютки засияло, когда она увидела. Скарлетт, а ее маленькие ручки потянулись вперед. Кэт просила, чтобы ее обнимали и целовали не переставая.

— Она такая загорелая и здоровая! — воскликнула Скарлетт.

— Ничего удивительного, — сказала Морин, — она так любит солнце, что не успеешь отвернуться, как она тут же снимает свой чепчик. Маленькая цыганочка — вот кто она, и радость, радость каждой минуты дня.

— Радость каждой минуты дня и нам, — добавила Скарлетт, обнимая Кэт.

Скарлетт получила от Стефана указания, касающиеся ее поездки назад в Голвей. Указания ей не понравились, по правде говоря, и Стефан ей особенно не нравился. Но Колум сказал ей, что Стефан отвечал за все приготовления, поэтому она переоделась в своей траурное платье.

Корабль назывался «Золотое руно» и в роскоши мало кому мог уступить. Но Скарлетт не сравнивала его название с той роскошью каюты, в которой должна была путешествовать. Прежде чем приплыть в Голвей, судно должно было зайти в несколько портов, и дорога домой занимала на неделю больше, чем обычно, а ей так хотелось поскорее возвратиться назад в Баллихару. Если бы только уже будучи на трапе судна, а не раньше, она не прочитала названия остановок, то тут же повернула бы назад и никакой Стефан ничего не смог бы сделать. «Золотому руну» предстояло принять на борт пассажиров в Саванне, Чарльстоне и Бостоне и выпустить их на берег в Ливерпуле и Голвее.

Скарлетт почувствовала замешательство, развернулась, ей захотелось спрыгнуть обратно на пристань. Она не могла плыть в Чарльстон, не могла — и все! Ретт разузнает, что она на этом корабле — Ретт всегда все знал. Он придет в ее каюту и заберет Кэт с собой.

«Я лучше его убью!» Гнев заслонил панику, и Скарлетт, повернувшись назад, вошла на палубу корабля. Нет, Ретту Батлеру ее не напугать. Весь ее багаж был уже на судне, и Скарлетт была уверена, что в ее дорожных сундуках Стефан перевозил ружья для Колума. Они зависели от нее.

Ей также хотелось вернуться в Баллихару, поэтому она не позволит никому встать на ее пути.

Не успела Скарлетт дойти до своей роскошной каюты, как в ней разгорелась ярость по отношению к Ретту. Прошел уже год после того, как он с ней развелся и тут же женился на Анне Хэмптон. Весь этот год Скарлетт была настолько занята, так много перемен произошло в ее жизни, что она была не в состоянии замечать боль, которую он причинил. Сейчас же эта боль разрывала ее сердце, она сочеталась со страхом, что Ретт обладал непредсказуемой силой. Скарлетт удалось превратить боль и страх в гнев и ярость, которые придавали ей силы.