Скарлетт

— Все святые являются святыми для любого человека и любого места на земле. Святой Патрик особенный для ирландцев, потому что он принес нам христианство, когда мы были обмануты друидами, и он вывел всех змей в Ирландии, стараясь сделать ее похожей на сад Эдема без змей.

Скарлетт засмеялась.

— Вы это придумали.

— Нет. В Ирландии вы не встретите ни единой змеи.

— Это замечательно, я очень боюсь змей.

— Вы должны поехать со мной на родину, Скарлетт. Вам очень понравится Старая Страна. Всего две недели на корабле и один день до Голвея.

— Это очень быстро.

— Это так. Ветер, дующий в сторону Ирландии, проносит скучающих по дому путешественников так же быстро, как облака, летящие по небу. Это великолепное зрелище — большой корабль с парусами, скользящий по морю. Белые чайки летят вместе с ним до тех пор, пока земля не теряется из вида, потом они поворачивают назад. Затем дельфины берут сопровождение корабля на себя, а иногда и огромный кит, извергающий струи вода, подобно фонтану, удивляясь спутнику с парусами. Это изумительная вещь, — морское путешествие. Вы чувствуете себя так свободно, как будто можете летать.

— Я знаю, — сказала Скарлетт, — на что это похоже. Вы чувствуете себя так свободно.

Глава 46

Скарлетт обрадовала Кэтлин, решив надеть зеленое шелковое платье на празднества на Форсайт-стрит этим вечером, но она буквально напугала девочку, настаивая на зеленых сафьяновых туфельках вместо ботинок.

— Но ведь песок и булыжники испортят подошвы ваших элегантных туфелек.

— Я хочу их надеть. Я хочу хоть один раз в жизни износить в танцах две пары обуви на одной вечеринке. Только причеши меня, пожалуйста, Кэтлин, и вставь зеленую бархатную ленту, чтобы прическа держалась. Я хочу, чтобы волосы были свободны и развевались, когда я танцую.

Она поспала двадцать минут, после чего почувствовала, что может танцевать до рассвета. Танцы были на площади, окружающей фонтан, вода блестела, как драгоценные камни, и нашептывала в ритме тайца. Она танцевала рил с Дэниэлом, ее маленькие ножки в изящных туфельках сверкали, как маленькие зеленые язычки пламени, в сложных фигурах танца.

— Вы чудесны, Скарлетт, дорогая! — кричал он.

Он взял ее за талию и поднял над головой, и кружил, кружил, кружил, пока его ноги отплясывали под настойчивые удары бодхрана. Скарлетт широко раскинула руки и подняла лицо к луне, кружась, кружась в серебряном тумане брызг фонтана.

Вдруг первая римская свеча взлетела в воздух и взорвалась ослепительным блеском, от которого потускнела луна.

Утром Скарлетт хромала. Ее ноги распухли.

— Не будь глупой, — сказала она Кэтлин, когда та спросила о состоянии ее ног. — Я прекрасно провела время.

Она отослала Кэтлин вниз, как только та зашнуровала ей корсет. Ей не хотелось еще говорить обо всех удовольствиях дня Святого Патрика, ей хотелось припомнить все постепенно наедине с собой. Неважно, что она немного опоздала к завтраку, все равно она не пойдет сегодня на рынок. Ей хотелось снять чулки, надеть домашние тапочки и остаться дома.

С третьего этажа вниз на кухню вела лестница. Скарлетт никогда не замечала, сколько в ней ступенек, когда бежала вниз. Сейчас же каждая из них отдавалась страданием. «Чепуха! Можно просидеть дома день или два ради этих чудесных танцев. Может, попросить Кейти запереть корову в хлеву?» Скарлетт боялась коров. Если Кейти ее запрет, то она смогла бы посидеть и во дворе. Весенний воздух был так свеж и сладок. Ей страстно хотелось пойти подышать им.

«Я прошла больше полпути. Как хотелось бы идти быстрее. Я хочу есть».

Как только Скарлетт опустила свою правую ногу на первую ступеньку последнего пролета лестницы, запах жареной рыбы ударил ей в нос. «Черт, — подумала она, — снова без мяса. Что бы мне сейчас хотелось, так это хороший жирный бекон».

Внезапно, без предупреждения, ее желудок сжался и к горлу подступила тошнота. Скарлетт повернулась и шатающейся походкой подошла к окну. Она держалась за открытые занавески крепкими руками, пока ее не стошнило на зеленые листья молодой магнолии во дворе. Она ослабла, ее лицо покрылось слезами и холодным потом, ее тело сползло на пол.

Она вытерла рот тыльной стороной руки, но слабый жест не удалил кислогорький вкус во рту. «Если бы я только могла выпить воды», — подумала она. Ее желудок сжался в ответ.

Она зарыдала. «Я, должно быть, съела что-то вчера. Я помру здесь, как собака». Она часто дышала. Если бы она только могла освободиться от корсета, он сдавливал ее больной желудок и не давал дышать. Жесткий китовый ус был как прутья железной клетки.

Никогда в жизни ей не было так плохо.

Она слышала голоса внизу: Морин, спрашивающую, где она, Кэтлин, отвечающую, что она будет с минуты на минуту. Затем хлопнула дверь, и она услышала Колума. Он спрашивал ее тоже. Скарлетт стиснула зубы. Она должна подняться. Она должна сойти вниз. Ее не должны обнаружить валяющуюся, как ребенок, потому что она слишком много веселилась. Она утерла слезы» с лица подолом юбки и заставила себя встать.

— А вот и она, — сказал Колум, когда Скарлетт показалась в проеме двери, и поспешил к ней. — Бедная, маленькая, дорогая Скарлетт, ты выглядишь так, как будто идешь по разбитому стеклу. Так, позволь мне усадить тебя.

Он поднял ее прежде, чем она и слово успела сказать, и посадил ее на стул, который Морин быстро подвинула ближе к очагу.

Все засуетились вокруг, забыв про завтрак, и через несколько секунд Скарлетт уже обнаружила подушечку у себя под ногами и чашку чая в руке. Слезы вновь выступили у нее на лице. Слезы слабости и счастья. Было так прекрасно чувствовать заботу о себе, быть любимой. Она сделала маленький глоток и почувствовала себя в тысячу раз лучше.

Она выпила вторую чашку чая, затем третью, съела бутерброд. Она старалась не смотреть на жареную рыбу и картошку. Но никто этого не заметил. Поднялся такой шум, когда дети разбирали книжки и пакеты с ланчем, а потом их выпроводили в школу.

Когда дверь за ними закрылась, Джейми поцеловал Морин в губы, Скарлетт в макушку, Кэтлин в щеку.

— Я ухожу в магазин сейчас, — сказал он, — нужно опустить флаги и выставить на прилавок средство от головной боли, чтобы все страдальцы могли получить его. Празднование — замечательная вещь, но день после празднования — это страшная тяжесть.

Скарлетт опустила голову, чтобы никто не видел ее зардевшегося лица.

— Сейчас ты, Скарлетт, сиди, как сидишь, — приказала Морин. — Кэтлин со мной будет убираться на кухне, потом мы пойдем на рынок, пока вы немного отдохнете. Колум О’Хара, ты тоже оставайся, я не желаю видеть ваших больших ботинок у меня на дороге. А также я хочу, чтобы ты был у меня перед глазами, не так уж много я тебя видела. Если бы это не был день рождения старой Кейти Скарлетт, я бы просила тебя не уезжать так скоро в Ирландию.