– Весело, – задумчиво протянула Настя. – Ирка вряд ли его задушила, если она до сих пор такая, какой была раньше. Невысокая и худенькая, у нее силенок не хватило бы. Как ты думаешь, на нас это убийство повесят или Центральный округ своими силами обойдется?
– Уже повесили, – хмуро откликнулся Коротков. – Ой, не нравится мне это убийство, Аська, ой не нравится.
– Ладно, не причитай, тебе всегда не нравится. Нормальная реакция.
– Почему нормальная?
– Потому что нормальному человеку убийство и не должно нравиться.
– Я же не в этом смысле…
– Я знаю, в каком смысле. Ты сейчас пойдешь отсыпаться?
– Да куда мне! – Коротков безнадежно махнул рукой. – Дома пацан, как раз уже из школы придет через часок, в одной комнате теща, в другой он возится. Разве тут выспишься? Буду до ночи терпеть. Может, чего полезного еще сделаю. Ты мне кофе обещала, если я правильно понял.
Настя снова включила кипятильник и принялась расчищать письменный стол. Сдвинув в сторону папки и бумаги, она разложила на столе несколько чистых листов. Через некоторое время листы эти покроются одной ей понятными словами, кружочками, закорючками и стрелками. На каждом листе появится группа версий, которые нужно будет проработать, чтобы попытаться понять, кто и почему убил Юрия Ефимовича Тарасова.
4
Он ехал в автобусе, устремив невидящий взгляд куда‑то за окно. Сегодня утром, придя на работу и первым делом, как обычно, просмотрев сводку, он узнал об убийстве Тарасова. Глядел на отпечатанные на принтере строчки и никак не мог взять в толк, что речь идет не об однофамильце Юрия Ефимовича, а о нем самом. Известие ошеломило его. Он не хотел в это верить, поэтому тут же кинулся проверять, позвонил Тарасову домой. Но все оказалось правдой. Он не стал разговаривать с женой, потому что был уверен, что она уже получила от работников милиции указание фиксировать все звонки: кто позвонил, когда и зачем. Ему было достаточно услышать ее голос, чтобы понять: беда случилась с ним, с Юрием Ефимовичем.
«А как же я?» – подумал Платонов и тут же устыдился своей мысли. Ну при чем тут его трудности и проблемы, когда нет больше Тарасова? Нет Юрия Ефимовича, нет человека, на которого Платонов мог положиться, которому мог доверять безгранично. И без чьей помощи не мог обойтись. Вот опять он пришел к тому же самому: как же он теперь будет обходиться без Тарасова?
Когда прошел первый приступ отчаяния, нахлынула волна жалости. И только в третью очередь в голову Дмитрию Платонову пришел вопрос: КТО? КТО ЕГО УБИЛ И ПОЧЕМУ?
5
Тяжесть давила на сердце все сильнее, и после работы Платонов поехал не домой, а к Лене. Возле нее он отдыхал, расслаблялся, становился мягким как воск. Лену он знал много лет, еще с тех пор, когда она бегала в школу с портфелем и с огромным бантом в волосах и была для него не Леной, а просто младшей сестренкой друга и коллеги Сергея Русанова. Платонов женился, заводил бесчисленные, большей частью кратковременные романы, а потом вдруг увидел не сестренку, а прелестную девушку Елену Русанову. Так случается часто и со многими, ничего необычного в этом не было. Правда, отношения с Сергеем из‑за этого чуть не испортились.
– Не морочь девочке голову! – кричал Русанов. – Ты все равно на ней не женишься, а она так и прождет тебя, пока не постареет.
Конечно, Русанов был прав, для того, чтобы жениться на Лене, Платонову надо было развестись. А на это у него моральных сил не хватало, о чем прекрасно знал и он сам, и его друг. Легкий в общении, контактный, обладающий настоящей мужской привлекательностью, Дмитрий Платонов вел себя с женой так же, как и в первые месяцы после свадьбы, свято веря в то, что умирание влюбленности не делает людей врагами, и даже если ты не трепещешь от восторга и страсти при виде собственной жены, это вовсе не означает, что не нужно быть с ней ласковым, не нужно делать ей подарки и оказывать другие знаки внимания. Его вполне устраивала жена, точно так же, как вполне устраивали его те женщины, с которыми он ложился в постель, с кем – на несколько часов, с кем – на неделю, а с некоторыми даже на несколько месяцев. И он не мог себе представить, как можно, почти ежедневно занимаясь любовью с женой Валентиной, вдруг ни с того ни с сего заявить ей о своем желании развестись. Правда, с Леной все было по‑другому. Лену он любил. Но все‑таки не настолько сильно, чтобы решиться причинить боль жене.
– Я люблю ее, Сережа, – очень серьезно говорил Платонов. – Я ничего не могу с этим поделать. И она меня любит. Ну, убей меня, если тебе от этого станет легче. Но если мы с Леной расстанемся, то оба будем страдать. Ты же не хочешь, чтобы твоя сестра страдала, правда?
– Ты подонок, – кипятился Сергей. – Зачем ты вообще все это начал, если знал, что не будешь разводиться? Она что, шлюха, девочка на одну ночь? Как ты мог?
Лена плакала и умоляла их не ссориться. Она любила обоих, любила по‑разному, но одинаково сильно.
– Я не хочу замуж, – уверяла она брата, – меня все устраивает. Я просто хочу любить Диму, понимаешь? Я без него жить не смогу.
Сергей уходил, хлопая дверьми, неделями не разговаривал ни с сестрой, ни с Платоновым. Потом все как‑то утряслось, ситуация стала привычной, Русанов к ней притерпелся. Главное, чтобы Лена была счастлива.
Платонов открыл дверь своим ключом и сразу услышал быстрые легкие шаги. Лена выскочила в прихожую и повисла у него на шее.
– Димка! Миленький! Как хорошо, что ты пришел.
Обнимая ее и вдыхая знакомый запах ее кожи и духов, Платонов подумал, что, пожалуй, напрасно пришел сегодня сюда. Она так радуется его приходу, она соскучилась по нему, а он совсем не расположен к разговорам, настроение у него хуже некуда. И себе не поможет, и ей вечер испортит.
– Ты надолго? – спросила Лена, заглядывая ему в глаза, и Платонов подумал, что еще не поздно отступить. Взять и сказать сейчас: «На минутку. Очень много работы. Оказался в этом районе, не мог не забежать. Налей мне чаю быстренько, сделай какой‑нибудь бутерброд, и я побегу». Он говорил так множество раз, когда действительно оказывался возле ее дома случайно и должен был лететь дальше по своим сыщицким делам, так что Лена не удивилась бы и не обиделась. Но мысль о том, что со своей тяжестью на душе ему придется сейчас остаться одному и бродить по холодным темным улицам, показалась Платонову столь пугающей, что он (в который раз в своей жизни!) смалодушничал.
Комментариев нет