Они поженились семь лет назад, когда завод, на котором работал, вернее, собирался работать Барташов, еще только строился.
Масштабное стратегическое предприятие федерального значения возводилось, что называется, с нуля, и в его строительстве принимали участие люди, которых уже назначенный президентом директор предприятия подбирал на должности будущих специалистов, основного костяка.
В том числе и его, Андрея Барташова, взял в штат Игорь Олегович Богомолов, давний и близкий друг отца, переманив с военного завода, на котором Андрей работал уже несколько лет после окончания института, пообещав интересную работу и серьезную перспективу развития.
Все это – и интересная работа, и перспектива были впереди, а тогда все вкалывали на стройке предприятия.
Вот туда‑то, на стройку, и повадились ездить журналисты и телевизионщики разного уровня – от столичных до местных. Одной из журналисток как раз таки местного кабельного телевидения и была Эллочка Волкова, девушка весьма упорная и пробивная во всем, что касалось ее работы.
К высшему руководству кабельный канал не допустили, не тот масштаб, а сбагрили настырную барышню на Барташова – отделайся, мол, как‑нибудь.
Как‑нибудь он не стал, а дал толковое, содержательное интервью и в тот же день переспал с бодрой журналисткой. И как‑то так у них все быстро закрутилось. Ему она нравилась – барышня совершенно в его вкусе: высокая, чуть ниже его, не худышка, а стройная плотненькая блондинка с бюстом‑троечкой. Он был влюблен, хотел ее и посмеивался над ее искрящим энтузиазмом и горячим желанием пробиться в ряды ведущих журналистов страны.
Они поженились через четыре месяца, на что не последнее влияние оказал тот факт, что Андрей был коренным москвичом и там, в Москве, жили его родители. Элка и не скрывала своего расчета и откровенно рассказывала Барташову о своих планах перебраться в Москву и сделать там небывалую карьеру, с которой он ей обязательно поможет.
И по глупости и недальновидности Барташов снисходительно посмеивался над этими ее фантазиями и напоминал, что работает здесь, можно сказать, в ее родном губернском городе, и в Москву в ближайшие годы не собирается возвращаться.
– Да ерунда, как‑нибудь устроимся, – отмахивалась Элка.
И в общем‑то, они устроились. Совсем не так, как хотелось Андрею, но все же. Элка таки мотанула в столицу, уговорив мужа всячески посодействовать, подключить связи, и все же попала на вожделенное телевидение в Останкино. Сначала на региональный канал, но посредством своей пробивной настойчивости скоро оказалась на ведущем федеральном. Для начала восьмой шестеренкой в девятом колесе, но упорство и целеустремленность сделали свое дело.
Виделись супруги исключительно по выходным, не всегда совпадавшим, но Элла приезжала к мужу при любой мало‑мальской возможности. Всегда.
А через три года она забеременела. Случайно. Совсем не хотела и не планировала, очарованная строительством карьеры. А тут вдруг…
А Барташов так и вовсе как‑то о детях не задумывался. Но рожать ей или нет, это даже не обсуждалось. Элка до последнего все моталась из области в Москву и назад, Андрей ей для этого нанял водителя и выделил машину. Рабочую, а куда деваться.
И осела она возле мужа только на девятом месяце, перед самыми родами, ну а дальше…
Элла вышла за своего полуфранцуза‑полуитальянца, отдать ей сына не просила, и Барташов подозревал, что даже и не думала об этом. Но Петьку она любила, скучала по нему и стала настойчиво уговаривать Андрея отсылать сына к ней на какое‑то время, но он категорически отказал.
– Я не запрещаю тебе с ним встречаться, Эл, – объяснял Барташов свою позицию. – Сколько угодно и когда угодно, но только здесь. Находи работу в России, хоть временную, или просто приезжай и бери сына хоть на все это время. Но в Европу он не поедет. Про их ювенальную политику я очень хорошо осведомлен. Алексей с Ленкой вон до сих пор не могут ребенка забрать у датчан, никакие суды тем не указ. Съездили поработать семьей по контракту.
– Здесь, во Франции, не так, – уверяла Элка Андрея.
– Нет, Элла, – ответил он так, что дальнейшие споры становились совершенно бессмысленными.
Она приезжала в Россию и вместе с мужем, и одна, а Барташов про себя грустно посмеивался – приезжала гораздо чаще, чем тогда, когда была за ним замужем. Ну, а Петька все так же жил с бабушкой и няней.
После развода Андрея Лариса Максимовна решила забрать Петю в Москву.
– Отец там один живет вот уж второй год, а я здесь. Ты на своей работе пропадаешь, сына и так не видишь: уходишь – он спит, приходишь – он спит, а выходные ты на женщин тратишь. И это правильно. Ты молодой мужчина, тебе нужен, прости за прямоту, нормальный, регулярный секс. А домой ты девушку привести не можешь, у тебя тут мама с ребенком и нянька сидят. Нет, Андрюша, так не пойдет. Давай мы в Москву, а ты каждые выходные и праздники к нам, будь любезен, обязательно приезжай. Так ты хоть с сыном видеться будешь и время проводить.
Он подумал, все взвесил и согласился.
Так теперь и живет на два города.
Барташов сообразил, что за воспоминаниями не только давно допил компот и чашку за собой помыл, но даже успел вернуться в гостиную, улечься на диван, и все это на автомате, и кажется, понемногу засыпает.
Ну и хорошо. Поспать‑то надо бы еще.
Мира проснулась оттого, что рядом зашевелился Петька.
– Привет, – прошептал мальчуган заговорщицким голоском и положил ладошку на ее щеку.
– Привет, – прошептала она в ответ тем же тоном. – Как спалось?
– Хорошо спалось! – не удержавшись, вдруг рассмеялся малыш.
В его утренней жизни все было хорошо, и глазки его радостно сверкали.
– Слезть сам с кровати сможешь? – спросила, напустив загадочности, Мира.
Петька подполз к краю кровати, посмотрел вниз, оценивая предстоящий спуск, и уверил:
– Смогу.
– Ну, тогда иди, посмотри сюрприз в гостиной на диване.
– Сюрпри‑и‑из… – с удивлением и восхищением протянул он.
И Петька закопошился, торопясь за загадочным сюрпризом: шустренько перевернулся на живот и начал сползать вниз, через пару мгновений он уже зашлепал босыми ножками по полу.
Вскоре из гостиной донесся его звонкий голосок, полный чистой бесконечной радости и абсолютного детского счастья:
– Папа! Папочка приехал! Ура!
Мира услышала непонятное ворчание, какое‑то копошение и сонный голос Андрея Алексеевича.
– Привет, сынок! – и тут же неожиданное оханье, видать, резвый сынок засадил папане в какое‑то особо чувствительное место рукой или ногой. – Ох, Петька, ты меня сейчас угробишь!
– Картинка с выставки, – прокомментировала Мира. – «Утро в семье».
Потянулась всем телом и подбодрила себя словами:
– Вставай, Мира Олеговна, надо гостей кормить.
Коротко поздоровавшись, Андрей Алексеевич поспешил отвести сына в туалет, а после повел умываться в ванную комнату, где они долго возились, бултыхаясь в воде, разговаривали о чем‑то, и то и дело оттуда доносился смех Барташова, явно получавшего удовольствие от общения с сыном.
Комментариев нет